Ги Мопассан - Избранные произведения в одном томе

Как если б гладила мясистой девки стан.

А старики ее сажали на колена,

Обняв за талию костлявою рукой,

В мечте о юных днях, — и жмурились блаженно,

Увядшим ртом скользя в копне волос густой.

Случалось ей бродить, — с ней были неразлучны

Удравших из дому или из школы скучной

Стада мальцов: она была царицей их,

Держа в покорности и малых, и больших;

С утра до вечера за ней, не уставая,

Влюбленных шалунов тащилась всюду стая.

Всяк, чтоб ее пленить, был на разбой готов:

Те ночью шли тайком по яблоки чужие,

Перемахнув забор, восторженно-лихие,

Забыв и сторожей, и палки их, и псов;

Те шнырили в лесу и ползали вдоль веток,

Ища укрытых гнезд, и добывали ей

Дроздов, еще в пуху, малиновок, чижей.

Порой она их всех вела ловить креветок.

В воде до бедр нагих она взметнет сачок,

И вмиг трепещет в нем увертливая стая;

Ребята же глядят на смутный очерк ног,

Что мягко зыблются, сквозь слой воды блистая.

А вечером, устав, они бредут домой,

Но остановятся внезапно у прибрежий,

И каждый жмется к ней, безумный и хмельной,

И съесть ее готов, ей рот целуя свежий.

И, не боясь ничуть, сурова и горда,

Им целовать себя она дает всегда.

II

Вот выросла она, красивой стала, смелой,

И пахнет красота ее, как плод созрелый.

Светловолосая, почти рыжа она

И жарким солнцем дюн навек заклеймена:

Веснушки редкие горят на ней прелестно;

А нежный взлет грудей, которым в платье тесно,

Вздувает ей корсаж и протирает ткань.

Все платья ей к лицу — любая ветошь, дрянь:

Такой она глядит величественной, гибкой;

Сверкает рот ее, раздвинутый улыбкой;

Прозрачной глубиной мерцает синий взгляд.

Чтоб ей понравиться, всяк умереть бы рад:

Едва покажется она — бегут навстречу парни;

Смеясь, она глядит в глаза, где жар расцвел,

Проходит медленно, — и плещущий подол

В них жажду страстную вздымает все угарней.

В лохмотьях — вызовом сверкала красота;

И жест ее любой был точным и свободным;

И грация была во всякий шаг влита:

Все, что ни делала, казалось благородным.

И всюду слухи шли: ее коснешься рук —

И пленником у ней навеки станешь вдруг.

Жестокою зимой, когда не только в сени

Домишек, а в кровать вползает злой мороз

И рытвины дорог бесследно снег занес, —

Ночами у окон ее вставали тени

И, мглу угрюмую собою бороздя,

Как волки, рыскали, вкруг хижины бродя.

А в лето знойное, когда по зрелым нивам

С руками черными жнецы во ржи снуют,

Когда цветущий лен под ветром там и тут

Переливается с шуршанием ленивым, —

Остатки от снопов сбирала там она.

А с неба желтого текла, раскалена,

Жара бездонная, мертвящая равнины,

И, дух переводя, безмолвно гнули спины

Жнецы, и лишь серпы несли со всех сторон

По нивам дремлющим свой равномерный звон.

Но в юбке огненной, в рубашке, где просторно

Грудям нестиснутым, она спокойно шла,

Как бы не чувствуя жары палящей горна,

Что на земле траву неумолимо жгла.

Шла быстро и легко, то сноп неся пшеницы,

То скошенной травы подняв огромный пук;

Мужчины, увидав ее, вставали вдруг,

И дрожь желания ласкала поясницы:

Казалось, все они в себя вдохнуть хотят

До глубины груди пьянящий аромат,

Дыханье страстное расцветшей этой плоти!

Потом, лишь кончится тягучей жатвы день

И солнце рдяное уйти готово в тень, —

Вставали где-нибудь на горке, на отлете,

Двумя гигантами, черневшими в лучах,

Жнецы-соперники — и бились на серпах!

Вот сумрак обволок покой равнин глубокий;

По скошенной траве уже легла роса;

Уже померк закат, и ярко на востоке

Звезда вечерняя пронзила небеса.

Последний шум умолк, далекий и невнятный, —

Мычанье, песий лай, звонков овечьих дрожь,

И над землею сон простерся необъятный,

И небо черное все вызвездило сплошь.

Она же прочь пошла тропинкою лесною,

Плясала на ходу, пьянея вдруг, одна,

Могучим запахом листвы опьянена,

Глядя сквозь сеть ветвей густых над головою

В мерцание небес, обрызганных огнем.

Но что-то нежное в безмолвье голубом

Над нею зыбилось: та ласка ночи темной,

Та невесомая и томная печаль

Согретых сумраков, когда чего-то жаль

И душу слабую гнетет тоской огромной

Боль одиночества. А вкруг — то здесь, то там —

Пугливые прыжки, таимые скольженья

Зверья полночного, что крадется по мхам,

Рождая шорохи, даря прикосновенья;

И птиц невидимых ей слышен был полет.