Эрнест Хемингуэй - Смерть после полудня

— Может, чем-то помочь? — спросил газетчик. — Или позвать кого? Что у вас там вообще творится?

Ответа не последовало; лишь один из друзей всхлипывал. И тут второй друг заявил, весьма отчетливо и членораздельно: «Попрошу не лезть в чужие дела».

Это вызвало у газетчика досаду, и ему даже захотелось сообщить в администрацию, чтобы их обоих вышвырнули из гостиницы; он бы так и сделал, если бы от них последовало что-то еще. В итоге он вновь посоветовал утихомириться и вернулся ко сну. Выспаться, впрочем, не удалось, потому что один из друзей еще долго рыдал. Следующим утром газетчик увидел обоих за уличным слишком «Кафе де ля Пэ»: они безмятежно завтракали, болтая и просматривая парижский выпуск «Нью-Йорк геральд». Через денек-другой он показал мне эту парочку в такси-ландо, а потом я сам частенько видел их на террасе «Двух маю».

Пожилая дама: И все? А где же «ничего себе номер!», как мы это называли в эпоху моей юности?

— Ах, сударыня, я уже многие годы не делаю концовок в духе «ничего себе номер». Вы уверены, что без такого поворота эта история вам не по нраву?

Пожилая дама: Честно признаться, сударь, я предпочла бы неожиданную развязку.

— В таком случае, сударыня, не буду ее утаивать. Итак, последний раз я видел их сидящими на террасе «Двух маго», одетых в отлично пошитые костюмы, чистеньких и свеженьких, как прежде, если не считать, что несостоявшийся самоубийца выкрасил себе волосы хной.

Пожилая дама: Слабоватый вышел «номер».

— Сударыня, да ведь вся тема слабовата; боюсь, чересчур крепкая концовочка в ней дырку просадит. А хотите еще одну историю?

Пожилая дама: Спасибо, сударь, на сегодня хватит.

Читаешь про быков былой эпохи и видишь, что они выносили по тридцать, сорок, пятьдесят и даже семьдесят уколов пикадорским копьем, в то время как у нас животное считается поразительным, если выдержит семь ударов; такое впечатление, что раньше дела шли совсем по-другому, а тогдашние пикадоры против нынешних все равно что футболисты-старшеклассники против команды первоклашек. Да, времена сильно изменились, сейчас за университетские команды выступают не великие атлеты, а всего лишь дети, и если посидеть со стариками за столиком кафе, станет ясно, что славные тореро тоже повывелись; теперь они все сопляки без чести, навыков или достоинств, ни дать ни взять пацанье, что нынче мяч гоняют, эх, до чего игру попортили, сейчас и близко не встретишь зрелых, видавших виды спортсменов в футболках с брезентовыми налокотниками, пропахших уксусом от взопревших плечевых накладок, и кожаных шлемах и штанах из чертовой кожи, по уши забрызганных грязью, оставлявших после себя дорожку следов от шипованных кожаных подошв — в закатном свете, давным-давно.

В те дни повсюду были гиганты, а быки действительно выдерживали такую массу уколов, как это доказывают рассказы современников, вот только пики были другими. В старое-престарое время жалом служил небольшой стальной треугольник, да еще замотанный, чуть ли не в чехле, чтобы лишь крошечный кончик погружался в мясо. Сидя в седле, пикадор принимал быка лоб в лоб, колол его и бросал коня влево, уходя с линии атаки, а бык несся дальше. Даже современные животные способны выдержать очень солидное число подобных уколов, потому что сталь не наносила серьезных повреждений, и весь укол был скорее «приветом» от пикадора, нежели сознательно причиняемой глубокой раной.

Теперь, после множества модификаций, пика выглядит как на этой иллюстрации. [20] Vara — «жердь»; пика, используемая в корриде.

Между скотоводами и пикадорами существует вечное разногласие по поводу ее формы, коль скоро именно она определяет смертоносность этого оружия и количество уколов, которые может выдержать бык, чтобы не стать ущербным, как физически, так и с точки зрения храбрости.

Современная пика чрезвычайно опасна даже при правильно наносимом уколе, что объясняется в первую очередь тем, что пикадор делает его (называется лансар ла вара, «метнуть пику») не раньше, чем бык достигнет лошади. Бык подхватывает коня на холку, а человек тем временем налегает своим весом на древко, погружая сталь в шейную мышцу или загривок. Если бы все пикадоры были столь же искусны, как лишь немногие мастера из их числа, не было бы необходимости ждать столкновения быка с лошадью. Однако большинство из пикадоров — потому что их профессия плохо оплачивается, хотя и ведет к сотрясению мозга, — не умеют даже правильно всаживать пику. Они полагаются на удачу и на тот простой факт, что бык, отшвыривая коня вместе со всадником, сам себе утомляет шею, то есть, получается, будет выполнять работу, которую умелый пикадор способен сделать, не потеряв ни своего скакуна, ни собственное место в седле. Защитные тюфячки для лошадей сделали труд пикадора значительно более трудным и опасным. Без таких попонок бык может насадить коня на рог и затем вскинуть в воздух, хотя порой, видимо, удовлетворившись причиненными повреждениями, бык отходит под уколами; но вот если попонка на месте, рог не способен проткнуть брюхо, так что дело кончается тем, что бык сбивает лошадь с ног вместе с ее всадником в одну большую кучу-малу. С появлением защитного тюфячка коррида обзавелась еще одним недостатком. Коль скоро кони перестали погибать на арене, маклеры получили возможность предлагать одну и ту же лошадь помногу раз. Неудивительно, что эти животные теперь до того боятся быков, тут же впадая в панику, едва уловят бычий запах, что ими практически невозможно управлять. Новые государственные требования разрешают пикадорам отказываться от подобных лошадей, причем предусмотрены даже специальные тавро, чтобы не дать барышникам ловчить, но ведь пикадоры так мало получают, что и эти требования, пожалуй, окажутся слабее, чем пропина, или «чаевые» от маклера, которые образуют собой неотъемлемую часть заработка пикадора за его согласие усесться в седле животного, от которого он может — и обязан — отказаться, как оно и предусмотрено властями.