Эрнест Хемингуэй - Смерть после полудня

Первый год Маноло показывал неудачу за неудачей. Переход от бычков к зрелым животным, разница в скорости их атаки, новый уровень ответственности, появление в жизни вечно нависшей опасности — все это отняло у него былой стиль и мальчишескую элегантность. Уж очень бросалось в глаза, как он решает проблемы на арене и до чего сильно подавлен возросшей ответственностью, чтобы показать славный вечерок с быками. Однако уже на следующий год, обладая прочным техническим фундаментом — ведь его натаскивали с четырех лет, — зная нюансы всех суэрте, что применяются в корриде, Маноло наконец решил загадку зрелого быка и три раза подряд снискал грандиозный успех в Мадриде, блестяще выступал в провинциях с быками любых пород, размеров и возрастов. В нем не читался страх перед быками из-за их громадности, он знал, как исправить их недостатки, как возобладать над ними, и работал порой с удивительно крупными животными, демонстрируя филигранную технику, на которую были способны лишь звезды из числа тореро-декадентов, да и то с быками поменьше, послабее, помоложе и не столь рогатыми. А вот чего он даже не пробовал делать, так это канонически убивать, хотя во всем остальном показывал отличные результаты. В 1930 году все газеты называли Маноло новым мессией; не хватало лишь одного, чтобы о нем судить по-настоящему: первой серьезной раны. Рано или поздно все матадоры получают опасную, болезненную рану, близко подводящую к смерти; и пока матадор ее не получит, нельзя сказать, чего он стоит в долгой перспективе. Никогда не знаешь, как такое ранение скажется на рефлексах. Храбрости в человеке может быть не меньше, чем в быке, и при этом он не умеет встречать опасность хладнокровно. Когда тореро теряет способность сохранять уравновешенность после начала схватки, уже не в состоянии спокойно следить за атаками быка, его успешной карьере приходит конец. Тореро с напускной невозмутимостью производят очень неприятное впечатление. Зритель не хочет такое видеть; он заплатил деньги, чтобы посмотреть бычью, а не человеческую трагедию. Убив тысячу пятьсот пятьдесят семь быков, Хоселито был тяжело ранен лишь трижды, зато на четвертый раз погиб. Бельмонте серьезно доставалось каждый сезон, да по нескольку раз, однако ни одна из этих ран не сказалась на его храбрости, пылкости или рефлексах. Надеюсь, юный Бьенвенида никогда не прольет собственную кровь, но если к выходу нашей книги из печати это все же случится и при этом на нем не скажется, тогда, пожалуй, можно будет говорить о появлении наследника Хоселито. Я лично в это не верю. Пусть у него совершенный стиль, пусть он обладает талантами во всем, кроме закалывания, от его выступлений слишком уж попахивает театром. Работа Маноло по большей части трюкачество; согласен, оно намного тоньше, чем у других, и наблюдать интересно; все выглядит ярко и непринужденно. Но, боюсь, первая же крупная рана похитит эту легкость, и тогда его фокусничество проявится куда резче. Бьенвенида-отец спекся при первой ране подобно Ниньо де ла Пальма, а воспитание тореро в чем-то сродни разведению боевых быков: отвага наследуется от матери, а форма от отца. Хотя не очень-то красиво предвещать утрату смелости, в последний раз, когда я ходил на разрекламированного Бьенвенида, его улыбка была весьма натянутой, и сказать я могу лишь одно: конкретно в этого мессию я не верю.

Маноло Бьенвенида был Искупителем от корриды в 1930-м, зато уже в следующем, 1931 году, появился новый претендент на это звание: Доминго Лопес Ортега. Газетные критики в Барселоне, где потратили уйму денег на его раскрутку, писали, мол, Ортега начал с того, чем закончил Бельмонте; что он сочетает в себе лучшие качества Бельмонте и Хоселито, что за всю историю корриды не было такого мастера, как Ортега, в коем слился воедино гений артиста, доминатора и убийцы. Сам он не столь впечатляет, как его панегирики. Ему тридцать два, несколько лет подвизался матадором в кастильских селениях, особенно в районе Толедо. Уроженец крошечного городка Борокс, что расположен в засушливой местности между Толедо и Аранхуэсом, он получил прозвище «Борокский мужлан». Осенью 1930-го Ортега показал отличные вечера на второсортной мадридской арене Тетуан-де-лас-Викториас; организатором и импресарио-рекламодателем боев выступил Доминго Гонзалес, он же Домингин, матадор в отставке. Домингин перевез свою «звезду» в Барселону и, когда сезон завершился, снял арену напрокат, чтобы показать корриду с участием Ортеги и мексиканца по прозванью Карничерито де Мехико. [19] Дословно «Мексиканский мясничок». Сражаясь с молодыми бычками, они оба проявили себя успешно, три раза подряд добившись аншлага на этой барселонской арене. Умелая рекламная кампания Домингина, организованная зимой и до отказа заполненная газетной шумихой, позволила Ортеге стать полным матадором к открытию сезона 1931 года в Барселоне. Я прибыл в Испанию сразу после революции и обнаружил, что за столиками кафе его обсуждают наравне с политиками. Он еще не сражался в Мадриде, а столичные газеты каждый вечер публиковали заметки про его триумфальное турне в провинции. Домингин вложил огромные деньги в рекламу, и, если верить всем вечерним листкам, Ортега каждодневно получал бычьи уши и хвосты. Свой последний бой перед появлением в столице он дал в Толедо, и я обнаружил, что те афисьонадо, которые были свидетелями его выступления, не соглашались с газетным мнением. Никто не отрицал, что отдельные приемы выполнены блестяще, но самые знающие ценители говорили, что в целом его работа неубедительна. 30 мая мы с Сидни Франклином, который только что прибыл в Мадрид после мексиканского турне, нарочно съездили в Аранхуэс, чтобы поглядеть на великий феномен. Одно расстройство. Рядом с Марсиалем Лаландой и Висенте Баррерой Ортега смотрелся настоящим посмешищем.