Эрнест Хемингуэй - Смерть после полудня

Есть только один город лучше Аранхуэса, если хочешь увидеть лишь единственный бой, и это — Ронда. Вот куда надо попасть, если ты выбрал Испанию для своего медового месяца. Там куда ни кинешь взгляд, всюду Сплошная романтика; в здешней гостинице настолько уютно, все ненавязчиво и к месту, и стол до того удачен, да еще освежающий ветерок по ночам веет, современные удобства в номерах (а про романтические пейзажи я уже упоминал?), что если твой медовый месяц — или побег с чужой женой — не удался, можете оба смело отчаливать в Париж и там обзаводиться новыми приятелями. Каждый по отдельности. Словом, в Ронде есть все, что надо для поездок такого рода: романтический фон, который виден даже изнутри гостиницы, красивейшие недолгие прогулки, доброе вино, морские деликатесы, отличные гостевые номера, практически полное безделье, два местных художника, которые охотно продадут тебе акварели (помещенные в рамочку, они станут симпатичными сувенирами); и вообще, несмотря на всю вышеперечисленную атрибутику, это замечательное место. Ронда выстроена в долине, окруженной горами; сама долина прорезана ущельем, которое делит поселение как бы на два разных города и заканчивается высоченным обрывом к реке, откуда открывается панорама лежащей у подножия равнины с пыльными змейками из-под копыт мулов, что бредут по обочинам шоссе. Здешние места были заселены выходцами из Кордовы и андалусийского севера после изгнания мавров, так что и бой быков, и сама ярмарка, которая открывается 20 мая, чествуют победу Фердинанда с Изабеллой. Ронда была одной из колыбелей современной корриды. Здесь родился Педро Ромеро, один из первых и величайших матадоров-профессионалов; если же говорить о нашем времени, то это родина Ниньо де ла Пальма: он блестяще начал, однако после первой же серьезной раны приобрел такую трусливость, под стать которой разве что его способность избегать риска на арене. Рондовская пласа де торос была построена ближе к концу восемнадцатого столетия. Деревянная, она расположена на краю обрыва, так что после боя, когда быки освежеваны, разделаны и их мясо телегами отправлено на рынок, убитых лошадей сбрасывают в пропасть. В такие дни стервятники, что с раннего утра кружили над городом и ареной, устраивают себе пиршества на камнях под обрывом.

Есть еще одна майская ферия с целой серией боев, хотя проводят ее отнюдь не всегда, так что ждать приходится порой до июня, и это Кордова. Кордова славится своей провинциальной ярмаркой, к тому же май — лучшее время для поездки из-за жары, которая наступает летом. В Испании есть три города, куда приходит зной с большой буквы: Бильбао, Кордова и Севилья. Я имею в виду не просто температуру: вообразите себе тяжелые, лишенные воздуха ночи, когда невозможно спать; ночи, которые жарче белого дня; когда некуда бежать в поисках прохлады; воистину сенегальская жарища, и даже в кафе не отсидишься, разве что ранним утром; когда так душно, что после обеда можно лишь пластом валяться и номере, где царит сумрак от зашторенного балкона, и ждать нужного часа, чтобы отправиться на бой быков.

Валенсия, если верить термометру, бывает еще жарче, особенно в те дни, когда дует африканский ветер, но вечером можно всегда вскочить в автобус или трамвай, что идет в порт Грао, и там выкупаться на общественном пляже или, если жарко настолько, что даже плавать тяжело, просто зависни в воде, едва пошевеливаясь, да наблюдай себе за огнями и темными яхтенными силуэтами, забегаловками и кабинками для переодевания. Здесь же, в Валенсии, в самую жаркую пору можно питаться прямо на пляже, в открытых павильончиках: за песету-другую тебе принесут пива с креветками и паэлью с рисом, помидорами, сладким перцем, шафраном и отменной морской живностью. А еще туда добавляют улиток, раков, мелкую рыбешку, крошечные миноги — и все это хозяйство пузырится и томится в глубоких сковородах оранжево-желтыми горками. За две песеты тебя угостят паэльей с бутылкой местного вина, и босоногая детвора будет резвиться на пляже, над головой тростниковая крыша павильончика, прохладный песок под твоими ногами, а в море рыбаки отдыхают после дневного зноя в своих черных фелюгах с треугольными парусами; если придешь поплавать завтрашним утром, те же лодки ты увидишь уже на песке, куда их вытаскивают шестерки быков. Три такие пляжные харчевни носят имя Гранеро в честь величайшего тореро за всю историю Валенсии, который погиб на мадридской арене в 1922 году. Мануэль Гранеро, проведший девяносто четыре боя годом ранее, оставил после себя лишь долги; все заработанные им полмиллиона песет ушли на рекламу, обработку общественного мнения, подачки газетным щелкоперам и в карманы паразитов. Ему было двадцать, когда его подкинул верагуанский бык, а потом еще разок, притиснул к основанию деревянной барреры и уже не оставлял в покое, пока под ударом рога череп не треснул, как глиняный горшок с цветами. Красивый юноша, который до четырнадцати лет учился на скрипача, а потом, до семнадцати — на тореро, после чего убивал быков, пока ему не исполнилось двадцать. Валенсийцы его боготворили. Сейчас в городе торгуют печеньем «гранеро», и в трех местах на местном пляже стоят соперничающие забегаловки с его именем. Следующим по счету любимцем горожан стал некто Чавес: набриолиненный, широкомордый владелец двойного подбородка и огромного пуза, которое он выпячивал, едва рога проносились мимо. Чтобы, значит, опасность была зримей. Валенсийцы — народ, как я уже шпорил, боготворящий матадоров, — некоторое время сходили по Чавесу с ума. Помимо брюха и замечательной самоуверенности, он обладал парой гаргантюанских ягодиц, которые отклячивал всякий раз, когда втягивал живот, и все, что он делал, было преисполнено великого стиля. Нам пришлось наблюдать за ним на протяжении целой ферии. Если не ошибаюсь, в пяти боях, а ведь даже однократное лицезрение Чавеса — вещь нелегкая для неподготовленного человека. Так вот, как раз в последнем бою, когда он собирался ткнуть здоровенного миурского быка в шею, этот миура шею свою возьми да вытяни. Да подцепи Чавеса под мышку. Тот повисел там немного, после чего прокрутился на роге, показав полный оборот вместе со своим пузом. Немало утекло времени, пока не высохли слезы и подлечились порванные мышцы руки; сейчас он до того благоразумен, что даже не выпячивает живот вслед пролетевшему быку. Нынче валенсийцы его невзлюбили: теперь у них есть два новых идола. Я видел его где-то год назад; он был уже не столь откормлен, как в прежние времена и, даже стоя в тени, тут же вспотел, едва на песке показался бык. Впрочем, ему есть чем утешиться. В местечке Грао, портовом квартале Валенсии, откуда Чавес родом, в его честь назван общественный памятник. Мемориал, если угодно. Он чугунный и стоит на том углу, где трамвай сворачивает к пляжу. В Америке его назвали бы немудрено, по-простецки — «муниципальный писсуар», — зато здесь круглая чугунная стена украшена белой надписью: El Urinario Chaves.