Но едва дядя занес кнут над тощими спинами своих кляч, как на тропинке, ведущей к дому, появились двое мужчин. Это был хозяин с представителем местной полиции.
— Черт возьми! — закричал дядя. — Что вам здесь надо? — Он придержал лошадей.
— Хочу посмотреть, не прихватили ли вы с собой муку.
— Мешок стоит в сенях, я не хотела оставлять его в комнате, там Ольга будет мыть полы, — вежливо ответила мать.
— Это незаконное переселение, — заявил полицейский.
— Убирайся к дьяволу! — крикнул дядя и хлестнул лошадей, которые пустились рысью, увлекая за собой доверху нагруженные сани.
Путь был чудесный, сани легко скользили. Колокольчики позвякивали, а мать все время беспокойно оглядывалась, не упало ли что-нибудь.
— Не гони ты как бешеный, — сердито говорила она.
— Буду гнать, как мне вздумается, здесь я хозяин. — И мать с дядей вступили в яростное препирательство, которое продолжалось почти до самой городской заставы.
А мальчик с лягушкой остался в комнате Ольги. Мать не захотела взять его с собой. «Пусть таскает подарки другим», — сказала она и хотела было разбить гипсовую фигурку, но потом отдала ее Ольге. Карлберг обещал выпилить для нее полку. У них ведь не было ни шкафа, ни комода.
— Как бы не так, он напьется и разобьет ее, он не любит ничего красивого, — с горечью сказала Ольга, когда улеглась первая радость от подарка, и грустно поглядела на гипсовую фигурку. Но Карлберг несколько раз поблагодарил мать и твердо обещал сделать полку. Красивую полку.
Пока мы жили в Хагбю, не проходило дня, чтобы мать не ссорилась с дядей. Иногда он возвращался поздно ночью, и мы слышали, как он бранил и бил жену и детей. Это означало, что они не выполнили какое-нибудь его распоряжение. Тогда мать вскакивала с кровати, накидывала первую попавшую под руку одежду, выбегала к хозяевам и ругала дядю, через каждые два слова величая его господином домовладельцем. Чаще всего мать возмущалась, что дядя морит голодом лошадей.
Тетка уверяла, что это было лучшее время в ее замужней жизни, потому что у Янне впервые появился противник, которого он не осмеливался побить.
Мать и дядя то и дело высказывали вслух, что они думают друг о друге. Они упрекали друг друга в семи смертных грехах. Стоило им очутиться вместе — все равно где, в конюшне ли, или в полуразвалившемся хлеву, где понуро стояла единственная тощая корова, — как они начинали кричать и браниться. В конце концов дядя обычно заявлял, что от идиотки, которая вышла замуж за Альберта Стенмана, можно ожидать чего угодно.
— Мы с сестрой стоим друг друга; пожалуй, еще глупее выйти за домовладельца, — отвечала мать.
В нее точно дьявол вселился.
Иногда тетка возражала матери, говорила, что даже моему отчиму далеко до такого негодяя, как ее муж.
— Тебе бы с ним пожить, — отвечала мать. — Посмотрела бы я, как бы тебе это понравилось.
— Моя баба подошла бы твоему Альберту, оба бездельники, — гремел дядя.
— Сил моих больше нет, — жаловалась мать. — Надо искать другую комнату. До города далеко, подработать негде, этак мы совсем по миру пойдем. Нам с девочкой скоро не в чем будет показаться на улице.
Тогда дядя сразу смягчался и успокаивал мать:
— Все уладится, Гедвиг, на днях я получу деньги, обожди немного.
Мать выбивалась из сил, помогая тетке по хозяйству. Она чинила детям белье, ходила за скотиной и птицей. У тетки все валилось из рук. Она постоянно пребывала в каком-то сонном отупении и к тому же отвыкла от деревенской жизни. Десять лет она прожила в городе и приспособилась к городскому быту. Она разучилась откладывать на черный день, делать запасы. Еще и теперь она нередко отправлялась за пять километров в город к Процентщику Калле, чтобы заложить у него несколько простыней и на вырученные деньги купить продукты в магазине.
— В городе ешь селедку хоть каждый день, и все ничего, — говорила она. — А на здешнюю селедку даже смотреть противно.
Я до сих пор не могу понять, как мы все-таки ухитрялись перебиваться эти два месяца с семьей в одиннадцать душ. Помню, что нам, ребятам, частенько нечего было есть, кроме овсяных лепешек, которыми кормили лошадей. Их замешивали на мякине и отбросах. Мать выпекала целую корзину таких лепешек: возчику несподручно было брать с собой в дорогу большой запас сена, потому что оно занимало слишком много места, а кормить лошадей чистым овсом не хватало средств.
Мать вставала спозаранку и весь день работала не покладая рук.
Читать дальше