Кладбище. – Тень. – Опять атаман Гроза. – Совещание. – Ужасная весть. – Намерения Иоанна Грозного. – Вера в Провидение.
Полночь. Черные тучи облегали небосклон, сильные раскаты грома, как звук призывной трубы, потрясали землю; фиолетовые молнии бороздили облака; шум дождя, свист ветра и завывание бури, мешаясь вместе, производили страшную дисгармонию. Каждый проблеск молнии освещал кресты кладбища, неподалеку виднелась ветхая деревянная церковь, которой поросшая мхом кровля придавала особенную мрачность. Сердитый Волхов бушевал в берегах своих и кипел бесчисленным множеством синих волн, которые, воздымаясь, подобно исполинам, на поверхности влажной стихии, лопались и дробились от сильных порывов ветра. На берегу реки под тремя дубами, вершины которых, нагнувшись, тонули в кипящих водах, стоял неподвижно человек, закутанный в охабень, и ужасная игра природы нимало его не трогала; запоздалый путник почел бы его за привидение, которое, будучи связано на земле каким-нибудь обетом или обремененное проклятием, встает из могилы и бродит в полночный час, ища спасителя, который примирит его с небом и землею. Между тем буря мало-помалу утихала; повеял благотворный ветер юга, облака начали расходиться, удары грома стали отдаленнее, проблески молнии реже и дождь перестал; вскоре луна с мириадами своих спутников явилась на лазурном своде; прохладный ветер играл ожемчуженными листочками деревьев, и величавый Волхов разостлался скатертью. Незнакомец с беспокойством смотрел во все стороны, как будто кого поджидая, и изредка топал ногою от нетерпения. Это был Владимир. Пришедши раньше на условленное место и ожидая долго Иоанна, он уже начинал думать, что юноша не сдержит своего слова, как кто-то показался вдали.
– Слава богу, наконец это он! – сказал с радостью Владимир, и в самом деле юноша показался. – Ну, Иоанн, не торопишься же ты узнать тайну, которую я хочу сообщить тебе.
– Меня задержала буря, но я и сам нетерпеливо хотел с тобою увидеться. Скажи, что ты хочешь открыть мне?
– Иоанн! Тебе угрожает опасность, потерять невесту…
– Что говоришь ты, Владимир?
– Да, мой друг! Усыпленный настоящим счастьем, ты не думаешь о будущем, ты не знаешь, какое горе ждет тебя: царь московский хочет вступить в третий брак, и не далее как завтра послы его приедут в Новгород; все девицы новгородские будут отвезены в Москву, где соберутся тысячи красавиц, и из среды их государь выберет одну, которая более всех ему понравится. Иоанн! Наталья еще только твоя невеста; она также будет отвезена вместе с другими в Москву, и я боюсь за тебя, что, если ее красы пленят сердце царя?
Бедный юноша, как пораженный громом, стоял неподвижно.
– И вот жизнь человеческая! – сказал он. – Едва счастье успеет нам улыбнуться, как тучи собираются уже над головой нашей; все кончено, я погиб! Но, может быть, Василий Степанович поспешит с нашею свадьбою и тогда…
– He льсти себя, Иоанн, пустою надеждою. Я знаю Собакина – это старик честолюбивый и готов принести в жертву все, чтобы достигнуть знатности: теперь представляется ему самый удобный случай, и ты думаешь, что он им не воспользуется?
– Если не родная, то, может быть, крестная дочь понравится царю. Стало быть, нет никакой надежды?
– Есть, Иоанн, есть одно средство, решись на то, что я скажу.
– Говори, Владимир, ради бога говори…
– Прежде отвечай мне, уверен ли ты в любви Натальи, уверен ли в том, что она может сделать важное пожертвование, если бы это нужно было для твоего счастья?.. Отвечай мне, уверен ли ты?..
– Как в том, что солнце светит днем, а месяц ночью!.. Но к чему ведут эти вопросы и какое средство выдумал ты, чтобы спасти меня?..
– Ты должен уговорить Наталью, увезти ее и тайно обвенчаться: я дам тебе приют, Собакин, разумеется, рассердится, но со временем простит и ты будешь счастлив.
– Какой дух злобы внушил тебе эти мысли? Мне увезти Наталью, мне подвергнуть ее позору, оскорбить ее воспитателя, убить своего почтенного родителя? О! Владимир, ты заставляешь меня проклинать минуту, в которую я встретился с тобою. Губя меня, ты говоришь о спасении!..
– Иоанн! Напрасно обременяешь меня незаслуженными упреками, я говорю это для собственного твоего счастья – других средств не остается.
– Я буду просить Собакина, буду плакать, может быть, слезы тронут его.
– А если это не подействует?
– Тогда я покорюсь судьбе, буду оплакивать свою потерю и искать смерти.
Читать дальше