Даниил Мордовцев - Замурованная царица. Иосиф в стране фараона (сборник)

Рука Бокакамона дрожала, когда он брал протянутый к нему клинок с пятнами крови.

– Это меч неегипетской работы, – с удивлением заметил он. – Как он попал сюда?

– Его сейчас подняла в саду Нитокрис, – отвечала Тиа. – Но как он попал в мой дом помимо стражи? Не сам он, конечно, вошел сюда – его внесла чья-то злодейская рука, но чья?

– Только не рука мужчины. Я в этом ручаюсь, великая царица, – отвечал Бокакамон.

– Так рука женщины?

– Женщины, царица.

Тиа и Нитокрис молча приблизились к ложу, на котором лежала мертвая Лаодика. Утренний свет, падавший сверху на лицо убитой косою полосой и отражавшийся бликами в широко раскрытых глазах умершей, придавал застывшему лицу ее выражение изумления, смешанного с ужасом, точно то, что она видела там, в загробном мире, внушало ей этот ужас.

Слезы текли по смуглым щекам Тиа. Нитокрис плакала, припав к плечу матери.

Вдруг Херсе перестала причитать и, несмотря на присутствие царицы, нагнулась близко к лицу умершей.

– Я вижу ее… я вижу убийцу! – с ужасом проговорила она.

– Где? Кто? – с удивлением спросил Бокакамон.

– Вон она… в глазах у нее… Смотрите! Смотрите! – говорила старая негритянка, впиваясь глазами в открытые, уже остекленелые глаза Лаодики. – Я вижу ее!

С изумлением и страхом все смотрели на старуху, полагая, что рассудок ее помешался от горя. Но Бокакамон приблизился к ложу и тоже взглянул в глаза умершей.

– Видишь, господин? – глухим шепотом спросила его Херсе, как бы боясь спугнуть то, что она видит. – Тебе известно, господин, что когда кто убивает другого и тот, кого убивают, видит убийцу, то лицо убийцы, словно в зеркале, навсегда остается в глазах убитого… Убийца стоит в ясных очах моего божества, моей Лаодики… Вон она – это женщина, я узнаю ее.

– Кто же она? – с суеверным страхом спросили Бокакамон и Тиа.

– Я не знаю ее имени… но я видела ее здесь, в этом доме.

Все с изумлением и страхом посмотрели друг на друга.

– И ты узнаешь ее? – спросил Бокакамон.

– Узнаю… Она такая красивая… злая… глаза василиска…

– Посмотри, нет ли ее здесь? – сказал Бокакамон.

Женщины этого дома, столпившиеся сзади царицы и жадно прислушивавшиеся к бессвязным словам старой негритянки, при словах Бокакамона с ужасом попятились назад. А что, если безумная старуха укажет на какую-нибудь из них?

Херсе отвела глаза от мертвого лица Лаодики и лихорадочным взором стала осматривать присутствующих. Все невольно потупляли глаза под ее пытливым взором.

– Видишь ее? Она здесь? – спросил Бокакамон.

– Не я! Не я! О боги! – вдруг закричала одна из рабынь, дрожа всем телом.

Это была Урза, которая на заре, поливая цветы лотоса, заметила в земле конец рукоятки предательского меча и вынула его, а потом показала другой рабыне, ливийке Неху.

Крик Урзы произвел общее смятение. Все глядели на нее, сторонясь с испугом. Бокакамон приблизился к ней.

– Говори, что ты знаешь? – грозно спросил он.

– О благородный господин! – трепеща всем телом, заговорила рабыня. – Я встала рано, вместе с Неху, и мы пошли поливать цветы на заре… Я поливала вон там цветы лотоса… Вдруг вижу, что-то блестит в земле… Я нагнулась… Вынимаю из земли… Это – вижу – меч… в крови… И показываю его Неху… Вдруг она закричала, – указывая на Херсе… – Я испугалась… – Она замолчала.

– Ну и что же? – спросил Бокакамон.

– Я испугалась… я уронила меч… мы побежали сюда… О великие боги!

Ломая руки, она замолчала, все еще вздрагивая. Бокакамон обратился к Херсе.

– Это она? – спросил он, указывая на Урзу. – Узнаешь ее?

– Нет! Нет! Не она… Та молоденькая, красавица… Вон она! – И Херсе опять уставилась в глаза умершей. – Глаза василиска… О, не гляди так… я – я твоя злодейка, я недоглядела… я заспала… О мое божество! Я недостойна служить тебе в загробном мире.

Скоро весть об ужасном происшествии в женском доме облетела весь дворец фараона. Прежде всех явился в помещение Лаодики царевич Пентаур, который был глубоко очарован красотою несчастной дочери Приама и мечтал сделать ее царицей Египта.

Вид мертвой Лаодики произвел на него потрясающее впечатление. Он не верил, что это была та Лаодика, которая еще накануне мечтала с ним о возвращении в Трою, о восстановлении царства предков.

– Убита! Убита! О боги! – вырвался у него крик отчаяния. – О прекрасный, нежный цветок лотоса! Кто сорвал тебя? Где тот злодей? О вечные, безжалостные боги!

Он бросился к матери и заплакал.