Два часа спустя мы возвращаемся. Я нашел на некотором расстоянии от моря невысокий холмик, который легко будет опознать по обломкам старой железной бочки, полузанесенной песком. Я спрятал мешочки под этим холмом.
Утром восемнадцатого числа мы наконец бросаем якорь в Порт-Тауфике перед желтыми строениями санитарной службы у входа в канал.
Я оказался прав, избавившись от груза. Местные таможенники обшарили судно сверху донизу, не забыв заглянуть даже в компас. Дело не в том, что у них возникли какие-то подозрения, они проделывают это ради забавы или скорее всего надеются получить от меня бакшиш, чтобы ускорить дело. Я мог бы прибегнуть к этому средству, если бы товар остался на борту, но взятка навлекла бы на меня подозрения и дала бы повод для повторного досмотра.
В полдень я наконец-то схожу на египетский берег и отправляюсь в город. Порт-Тауфик — это новый современный город, построенный к моменту открытия канала. Он населен служащими и рабочими, обслуживающими канал. Семьи рабочих ютятся в клетушках с крошечными палисадниками, где матери семейств могут болтать и переругиваться через перегородку, пока их мужья клепают жестянки или выпивают в кабаках.
Я пытаюсь отыскать какой-нибудь ресторан, чтобы как следует пообедать, но тщетно брожу по бульварам, окаймленным фонарями, лужайками и бронзовыми статуями. Нужно идти в старый Суэц, расположенный в четырех километрах отсюда.
Поезда курсируют между Порт-Тауфиком и Суэцем. Вокзальная платформа заполнена местными рабочими и служащими, возвращающимися из доков, — очень красивыми, прекрасно сложенными арабами в длинных рубашках. Но все они грязны, как и подобает местным жителям.
Новые впечатления всецело поглощают меня, и я вздрагиваю, когда кто-то хлопает меня по плечу. Я узнаю Александроса.
— Я приехал сегодня утром, — говорит он в ответ на мой немой вопрос и удивление, — я приехал в Порт-Тауфик, чтобы вас встретить, поскольку вы назначили мне свидание на восемнадцатое. Как вы добрались?
— Спасибо, неплохо… А вы?
Он ничуть не удивлен моим появлением и находит мою точность вполне естественной, как будто я проделал обычное путешествие по железной дороге, и это приводит меня в замешательство. Если бы не счастливый случай, мне пришлось бы приложить нечеловеческие усилия, чтобы поспеть вовремя. Но безмятежная улыбка грека, его сонный взгляд, легкое подрагивание желтых от табака пальцев, перебирающих янтарные четки, — все это оживляет в моей памяти кофейню в Порт-Саиде с ее завсегдатаями. Откуда этому бедняге с уже помутившимся разумом знать, что такое борьба со стихией!..
Мы молча садимся в вагон, и поезд отправляется. Я вижу озера на морском берегу, мимо которых проходит железная дорога, соединяющая Порт-Тауфик с континентальной частью, где находится Суэц. Глядя на море, я думаю о том, что вскоре мне придется доставить в город мой груз, и сосредоточенно ищу какую-нибудь лазейку, чтобы проникнуть в крепость. Когда мной овладевает какая-нибудь идея, я подчиняю все осуществлению этой цели. Она словно отгораживает меня от внешнего мира, не допуская посторонних ощущений и впечатлений. Это почти болезненное состояние.
Поезд идет по длинной дамбе, где отгороженная насыпью дорога вьется вдоль железнодорожного полотна. Путь занимает всего семь-восемь минут.
Суэц — это арабский город с европейскими кварталами, древний город, в который купеческие суда некогда привозили восточные пряности и кофе.
Европейская часть соседствует с вокзалом. Улица Кольмар напоминает главную улицу провинциального городка. Чего тут только нет: модный магазин с вывеской «Дешевые товары», ателье с швейной мастерской, где закройщик одет, точно к первому причастию; большие часы над мастерской часовщика; бакалейная лавка, пропахшая треской; галантерейщица, сморщенная старая дева с котом, красующимся в витрине лавки, дверь которой открывается с музыкальным звоном… Ни единой коляски на мостовой, кругом только пешеходы.
Мы направляемся в кафе, почти такое же, как в Порт-Саиде, но здесь сидят мирные торговцы и служащие, коротающие время перерыва. Впрочем, они похожи на праздных порт-саидовских завсегдатаев, как братья, и точно так же прожигают жизнь за стаканом воды, чашкой турецкого кофе или игрой в триктрак.
Александрос увлекает меня в самый темный угол зала с видом заговорщика, совершенно неуместным в этом заведении, где никто меня не знает и не обращает на меня внимания. Но, может быть, он здесь — человек известный? Нет, скорее всего, эта ребяческая игра доставляет ему удовольствие.
Читать дальше