Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 2 [Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс]

Глядя на побелевшие кости, рассказавшие мне печальную историю, я испытываю странное волнение…

Воспользовавшись остановкой, я решил объехать здешние рифы в пироге. Это подлинные подводные сады, выступающие над водой. Поверхность скал усеяна огромными ракушками — разновидностью крупных моллюсков, которыми некогда набожные мореплаватели украшали часовни своих замков или деревенские церкви. Среди них встречаются настоящие гиганты длиной в шестьдесят-восемьдесят сантиметров. Створки всех ракушек полуоткрыты, и солнечные блики создают странную игру света на их внутреннем покрове. Каждая ракушка отражает свой, только ей присущий оттенок — от фиолетового до пунцового, но самыми распространенными являются зеленый, желтый и оранжевый цвета.

Когда скользишь в лодке по этим подземным грядкам, едва прикрытым полуметровым слоем воды, кажется, что под тобой расстилается сверкающий ковер волшебного дворца. Думаю, что подобное зрелище вдохновляло античных моряков на прекрасные сказания о нимфах и сиренах, обитающих в перламутровых, нефритовых и кристальных гротах.

Пока я предаюсь мечтаниям, матросы занимаются более практическим делом: собирают гигантские ракушки, которые шлепаются на палубу, точно обломки скалы. Матросы раскрывают их, вытаскивают мясистые ремешкообразные тела моллюсков и подвешивают их на веревках для просушки, точно носки после стирки. Вот что остается от заколдованных дворцов, переливавшихся всеми цветами радуги…

Ночью необыкновенно холодный бриз повеял со стороны Синайских гор. Несмотря на то что ветер благоприятствует плаванию, приходится дожидаться рассвета из-за окружающих нас подводных скал. Восточный ветер сопутствует нам все утро, до самого Торасинайского порта, откуда уходят паломники в коптские монастыри. Глядя на голые, скалистые, обожженные солнцем вершины этих высоких гор, гадаешь, зачем понадобилось Моисею вести сюда свой народ и творить здесь свои заповеди. Но, возможно, в то время климат был другим…

В полдень снова возвращается северо-западный ветер, но, каким бы резким он ни был, мы не можем больше терять времени на стоянку, ибо приближается 18 августа. Нужно любой ценой продвигаться на север. Я вряд ли успею к намеченной дате, но мне не хочется сильно запаздывать.

В течение четырех суток мы лавируем между берегами залива, ложимся то на левый, то на правый борт, перемещая балласт в зависимости от ветра, чтобы уменьшить крен и противостоять течению, подняв все паруса.

Я нечаянно захожу на Шератибскую отмель. Здесь достаточно глубоко для нашего судна с небольшой осадкой, но я не предвидел столь бешеной свистопляски волн, образующихся от столкновения северо-западного ветра с южным течением. Два часа я пребываю в этом аду, спустив реёк на середину мачты, чтобы уберечь снасти. Парусник дает течь, и нам приходится без устали откачивать воду. Но сколько мы ни трудимся, вода продолжает поступать. Все слушают с замиранием сердца, как стучит всасывающий клапан в трюме. Я пытаюсь понять, чем вызвана эта беда, и в конце концов узнаю, что отлетела часть пакли, которой законопачена щель в судне. Под напором воды пробоина продолжает увеличиваться. Слышно, как вода журчит в трюме возле бимса. Там находится весь наш балласт — огромная скрученная цепь, на которой покоится двухсотлитровая бочка с водой, последняя из оставшихся у нас бочек. Нечего и думать сдвинуть с места столь тяжелый груз при теперешней килевой качке.

Я беру курс на берег, чтобы спасти судно. И все же у меня еще теплится надежда отыскать какое-нибудь укромное место и попытаться переместить балласт. Конечно, я могу опустошить бочонок с водой, но где тогда пополнить наши запасы?

В узком проливе Сафрана море успокаивается, ветер слабеет, и я могу спустить паруса в одном кабельтове от берега.

Абди сплетает тесьму из хлопка и смазывает ее маслом. Я понимаю, что он задумал.

Один из матросов ныряет и обматывает дно судна пеньковым тросом, который закрепляют с обоих бортов в том месте, где находится предполагаемая пробоина. Затем Абди набирает в легкие побольше воздуха и ныряет под воду. Держась за пеньковый трос, он в несколько приемов законопачивает щель приготовленной хлопковой тесьмой.

Сняв с души камень, мы снова выходим в открытое море.

Ночью меня будят. Все взволнованы. Лучи прожекторов озаряют небо на горизонте. Это Суэц.

Сегодня — 16 августа. Уже тридцать шесть дней мы бороздим море. Я обещал Александросу прибыть восемнадцатого, назначив эту дату наобум и не надеясь поспеть к сроку. Думаю, что и он тоже не принял подобное обещание всерьез, и вот, по иронии судьбы, я прибываю вовремя.