Мао Дунь - Избранное

«Мы печалимся вместе с вдовой Шань, относимся с симпатией к ленивому и беспечному Кун Ицзи, нам уже не забыть сломанного жизнью Жунь Ту, у нас болит душа за тетушку Сянлинь, с замиранием сердца мы следим за авантюрой Айгу, презираем и жалеем Акью… [134] Герои известных произведений Лу Синя: рассказов «Завтра», «Кун Ицзи», «Родина», «Моление о счастье», «Развод», повести «Подлинная история Акью». Мы чувствуем, что это исконно китайское, это мысли и судьбы девяноста девяти процентов современного населения страны… На души «сыновей и дочерей старого Китая» давят тяжелым грузом тысячелетние традиции, их бытие отвратительно, жизнь достойна проклятия, но невозможно отрицать само существование, как и нельзя не признать тот факт, что и собственная душа еще не полностью освободилась от гнета многовековых традиций».

Я считаю, что именно здесь кроется причина, почему сборники «Клич» и «Блуждания» вновь и вновь заставляют нас обращаться к ним. Я также отмечал, что все, кому нравятся рассказы Лу Синя, непременно должны прочитать и его фельетоны, так как последние помогают нам более глубоко понять смысл рассказов писателя. Фельетоны Лу Синя полны духа противления и безжалостного разоблачения — «противления всякому угнетению, разоблачения всякой лжи!» В них виден огонь молодости, горящий в груди автора. Они показывают его как прекрасного наставника молодежи, хотя сам он и не признавал этого. Лу Синь никогда не обращался с высокомерными поучениями к молодежи, но всегда находил время, чтобы учить ее, как жить и что делать. Он призывал молодых людей «не бояться говорить, смеяться, плакать, гневаться, драться, чтобы в этом проклятом месте заставить отступить эту проклятую эпоху». Он призывал молодежь отрешиться от старого, стремиться к новому, бороться за существование, а не дрожать за свои жалкие жизни; он учил, что стремление к сытости и теплу еще не означает стремления к роскоши, а распущенность отнюдь не сродни развитию. Лу Синь предупреждал младшее поколение, что надо учиться быть «крепкими», однако не признавал бессмысленных жертв. В своей статье я также отмечал, что все сказанное автором относится и к нему самому: «Честно и непредвзято отрекается от себя». И еще:

«Люди очень разные создания, среди них нет абсолютно святых, но и таких, которые бы до наготы обнажали себя для других в нашем мире, к сожалению, совсем немного. С каменным лицом Лу Синь отрекается от лжи других, и мы не испытываем презрения именно потому, что на полном серьезе он критикует и бичует себя!»

Лу Синь хотя и «не провозглашал самых революционных пролетарских лозунгов», но я чувствовал его «честное сердце, горячее, трепещущее сердце». Перечитывая сейчас статью, понимаю, как недостаточна моя оценка произведений Лу Синя, как поверхностен их разбор, но тем не менее в то время ее называли «сплошной рекламой».

8 октября Лу Синь переехал в переулок Цзинъюн и поселился в доме номер 23, ворота которого были как раз напротив черного хода нашего дома. Через два дня Чжоу Цзяньжэнь вместе с Лу Синем пришли ко мне. Это была моя вторая встреча с этим великим писателем. Первый раз мы виделись год назад, когда он останавливался в Сямэньском университете проездом из Шанхая. Чжэн Чжэньдо «проводил досуг на даче», куда и пригласил Лу Синя отобедать. Я тоже был одним из приглашенных, правда, тогда мы смогли лишь обменяться несколькими фразами. В этот же раз мы говорили намного больше. Прежде всего я попросил у него прощения (приказ о моем аресте был в силе, и хотя я знал, что Лу Синь приехал в Шанхай и, кроме того, проживает со мной на одной улице, однако еще не удосужился навестить его). Лу Синь усмехнулся: «Поэтому-то мы сами и пришли, дабы сохранить твою тайну». Потом я вспомнил о пережитых мною событиях в Ухане, о поражении революции. Лу Синь в свою очередь рассказал, что увидел и услышал за последние полгода в Гуанчжоу, повергнув нас в горестные размышления. Он сделал вывод, что революция, по всей вероятности, идет на спад, и ему непонятно, как можно говорить о продолжающемся подъеме революционного движения. Мой гость добавил, что собирается обосноваться в Шанхае, но больше не будет заниматься преподавательской деятельностью. Он уже обратил внимание на опубликованную в «Сяошо юэбао» повесть «Разочарования» и спросил меня, что я собираюсь делать в дальнейшем. Я отвечал, что думаю писать вторую часть романа, в которой бы отразилась сама революция. Что же касается будущего, то следовало рассчитывать на длительное пребывание в убежище и существование на гонорары.