LibCat » Книги » Проза » Классическая проза » Джон Голсуорси - The Man of Property — Собственник

Джон Голсуорси - The Man of Property — Собственник

Здесь есть возможность читать онлайн «Джон Голсуорси - The Man of Property — Собственник» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию без сокращений). В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Классическая проза, Языкознание, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
The Man of Property — Собственник
Автор:
Джон Голсуорси
Жанр:
Классическая проза / Языкознание / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
3 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 60
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

The Man of Property — Собственник: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «The Man of Property — Собственник»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

«Сага о Форсайтах» известного английского писателя Дж. Голсуорси (1867–1933) – эпопея о судьбах английской буржуазной семьи, представляющей собой реалистическую картину нравов викторианской эпохи. «Собственник», первый роман цикла, рассказывает о веке, когда родовой инстинкт был главной движущей силой. Но никакие семейные устои, домашний очаг и собственность не могут противостоять хаосу, который вносит в жизнь человека Красота и Страсть.
Англо-русские параллельные тексты.

The Man of Property — Собственник — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «The Man of Property — Собственник», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Plans of the House — Проект дома готов

Forsytes, as is generally admitted, have shells, like that extremely useful little animal which is made into Turkish delight, in other words, they are never seen, or if seen would not be recognised, without habitats, composed of circumstance, property, acquaintances, and wives, which seem to move along with them in their passage through a world composed of thousands of other Forsytes with their habitats.	Все Форсайты, как это общеизвестно, живут в раковинах, подобно тому чрезвычайно полезному моллюску, который идет в пищу как величайший деликатес; другими словами, в натуральном виде Форсайты никогда не встречаются, а если и встречаются, то никто их не узнает без этой оболочки, сотканной из различных обстоятельств их жизни, их имущества, знакомств и жен, без всего того, что на каждом шагу сопутствует им в этом мире, кишащем тысячами других Форсайтов, запрятанных в такие же оболочки.
Without a habitat a Forsyte is inconceivable-he would be like a novel without a plot, which is well-known to be an anomaly.	Представить себе Форсайта без раковины немыслимо, в таком случае он уподобился бы роману без интриги, что, как известно, явление противоестественное.
To Forsyte eyes Bosinney appeared to have no habitat, he seemed one of those rare and unfortunate men who go through life surrounded by circumstance, property, acquaintances, and wives that do not belong to them.	На взгляд Форсайтов, Босини жил без такой оболочки; по-видимому, он принадлежал к тому редкостному и незадачливому типу мужчин, которые шествуют по своему пути в окружении обстоятельств чужой жизни, чужого имущества, чужих знакомых и чужих жен.
His rooms in Sloane Street, on the top floor, outside which, on a plate, was his name,	Его квартира в верхнем этаже дома на Слоун-стрит, с дощечкой на дверях, на которой было написано
'Philip Baynes Bosinney, Architect,' were not those of a Forsyte.-He had no sitting-room apart from his office, but a large recess had been screened off to conceal the necessaries of life—a couch, an easy chair, his pipes, spirit case, novels and slippers.	«Архитектор Филип Бейнз Босини», не имела ничего общего с жилищами Форсайтов, Гостиной у Босини не было, а такие необходимые в обиходе вещи, как диван, кресло, трубки, винный погребец, книги и домашние туфли, хранились в большой нише, отгороженной от рабочей комнаты ширмой.
The business part of the room had the usual furniture; an open cupboard with pigeon-holes, a round oak table, a folding wash-stand, some hard chairs, a standing desk of large dimensions covered with drawings and designs.	Мебель в деловой половине его квартиры была самая обычная; бюро с множеством ящичков, круглый дубовый стол, складной умывальник, несколько стульев и еще один стол очень больших размеров, заваленный рисунками и чертежами.
June had twice been to tea there under the chaperonage of his aunt.	Джун два раза пила здесь чай под охраной тетки Босини.
He was believed to have a bedroom at the back.	Предполагалось, что позади рабочей комнаты имеется спальня.
As far as the family had been able to ascertain his income, it consisted of two consulting appointments at twenty pounds a year, together with an odd fee once in a way, and-more worthy item—a private annuity under his father's will of one hundred and fifty pounds a year.	Насколько семье Форсайтов удалось выяснить, доходы Босини сводились к сорока фунтам в год за консультацию в двух строительных конторах, случайным приработкам и — что заслуживало большего внимания — ежегодной ренте в сто пятьдесят фунтов, предусмотренной в завещании его отца.
What had transpired concerning that father was not so reassuring.	В сведениях, которые удалось получить об отце, утешительного было мало.
It appeared that he had been a Lincolnshire country doctor of Cornish extraction, striking appearance, and Byronic tendencies—a well-known figure, in fact, in his county.	Деревенский врач, родом из Кориуэлса, практиковал в Линкольншире, байронические замашки, эксцентричная внешность — весьма видная фигура в своих местах.
Bosinney's uncle by marriage, Baynes, of Baynes and Bildeboy, a Forsyte in instincts if not in name, had but little that was worthy to relate of his brother-in-law.	Бейнз — контора «Бейнз и Байлдбой» — дядя Боснии с материнской стороны, Форсайт по духу, хоть и не по имени, мало что мог рассказать о своем девере такого, что бы заслуживало внимания.
"An odd fellow!' he would say: 'always spoke of his three eldest boys as 'good creatures, but so dull'; they're all doing capitally in the Indian Civil!	— Чудак-человек! — говорил Бейнз. — О своих трех старших сыновьях отзывался так: «Хорошие ребята, только нудные». Они сейчас в Индии и прекрасно устроены!
Philip was the only one he liked.	Филип был его любимцем.
I've heard him talk in the queerest way; he once said to me:	Странные вещи приходилось от него выслушивать; как-то раз заявил мне:
'My dear fellow, never let your poor wife know what you're thinking of! But I didn't follow his advice; not I!	«Друг мой, никогда не делитесь с женой своими мыслями» Но я его совета не послушался; слуга покорный!
An eccentric man!	Чудак был!
He would say to Phil:	Постоянно вразумлял Фила:
'Whether you live like a gentleman or not, my boy, be sure you die like one! and he had himself embalmed in a frock coat suit, with a satin cravat and a diamond pin.	«Жизнь можно прожить как угодно, дружок, но умереть ты обязан, как джентльмен!» — и сам лежал в гробу в парадном сюртуке и шелковом галстуке с бриллиантовой булавкой.
Oh, quite an original, I can assure you!"	Большой был оригинал!
Of Bosinney himself Baynes would speak warmly, with a certain compassion:	О самом Босини Бейнз отзывался тепло, но с некоторым состраданием:
"He's got a streak of his father's Byronism.	— Байронизм он унаследовал от отца.

Why, look at the way he threw up his chances when he left my office; going off like that for six months with a knapsack, and all for what?-to study foreign architecture-foreign!	Да вот посудите сами: отказался от работы у меня в конторе, где столько возможностей; бродил шесть месяцев с мешком за плечами, а зачем? Изучал иностранную архитектуру; иностранную, видите ли!
What could he expect?	На что он рассчитывал?
And there he is—a clever young fellow-doesn't make his hundred a year!	И вот вам: талантливый молодой человек, а не может заработать и сотни в год!
Now this engagement is the best thing that could have happened-keep him steady; he's one of those that go to bed all day and stay up all night, simply because they've no method; but no vice about him-not an ounce of vice.	Лучше этой помолвки для него ничего не придумаешь, это его подтянет: ведь он принадлежит к тому сорту людей, которые спят днем, а работают ночью, и только потому, что не приучены к порядку; но ничего дурного в нем нет — решительно ничего дурного.
Old Forsyte's a rich man!"	Старик Форсайт очень богатый человек!
Mr. Baynes made himself extremely pleasant to June, who frequently visited his house in Lowndes Square at this period.	Мистер Бейнз был чрезвычайно любезен с Джун, которая в те дни часто бывала у него на Лаундес-сквер.
"This house of your cousin's-what a capital man of business-is the very thing for Philip," he would say to her; "you mustn't expect to see too much of him just now, my dear young lady.	— Постройка мистера Сомса — какой у него блестящий, деловой ум! — так вот, эта постройка — именно то, что Филу нужно, — говорил он Джун. — Теперь уж вам не придется так часто видеться с ним, милая барышня.
The good cause—the good cause!	Уважительные причины, весьма уважительные.
The young man must make his way.	Молодому человеку надо пробивать себе дорогу в жизни.
When I was his age I was at work day and night.	В его годы я работал не покладая рук.
My dear wife used to say to me,	Бывало, жена говорит мне:
'Bobby, don't work too hard, think of your health'; but I never spared myself!"	«Бобби, ты совсем заработался, подумай о своем здоровье», но я себя не жалел!
June had complained that her lover found no time to come to Stanhope Gate.	Джун жаловалась, что жених не может урвать время, чтобы заглянуть на Стэнхоп-Гейт.
The first time he came again they had not been together a quarter of an hour before, by one of those coincidences of which she was a mistress, Mrs. Septimus Small arrived.	Когда Босини впервые после долгого перерыва пришел к Джун, они не побыли вдвоем и четверти часа, как приехала миссис Септимус Смолл — великая мастерица на такие случайные совпадения.
Thereon Bosinney rose and hid himself, according to previous arrangement, in the little study, to wait for her departure.	Босини сейчас же встал и, согласно предварительному уговору, перешел в маленький кабинет, чтобы там переждать миссис СМОЛА.
"My dear," said Aunt Juley, "how thin he is!	— Ах, милочка, — начала тетя Джули, — он так похудел!
I've often noticed it with engaged people; but you mustn't let it get worse.	Мне часто приходилось замечать это за женихами; ты последи за ним.
There's Barlow's extract of veal; it did your Uncle Swithin a lot of good."	Есть такой мясной экстракт Барлоу; дяде Суизину он прекрасно помог.

June, her little figure erect before the hearth, her small face quivering grimly, for she regarded her aunt's untimely visit in the light of a personal injury, replied with scorn:	Джун, с сердито подергивающимся личиком, вытянулась во весь свой крохотный рост перед камином — она рассматривала несвоевременный приезд тетки как личное оскорбление — и ответила презрительно:
"It's because he's busy; people who can do anything worth doing are never fat!"	— Это потому, что он много работает; люди, которые способны на что-нибудь дельное, никогда не бывают толстыми!
Aunt Juley pouted; she herself had always been thin, but the only pleasure she derived from the fact was the opportunity of longing to be stouter.	Тетя Джули надула губы; сама она всегда отличалась худобой, и единственным удовольствием, которое ей удавалось извлекать из этого обстоятельства, была возможность страстно мечтать о полноте.
"I don't think," she said mournfully, "that you ought to let them call him 'The Buccaneer'; people might think it odd, now that he's going to build a house for Soames.	— По-моему, — грустно сказала она, — ты не должна позволять, чтобы его звали «пиратом», это может показаться странным, ведь он будет строить дом для Сомса.
I do hope he will be careful; it's so important for him. Soames has such good taste!"	Я надеюсь, что он отнесется к своей работе со вниманием; это так важно для него, ведь у Сомса прекрасный вкус!
"Taste!" cried June, flaring up at once; "wouldn't give that for his taste, or any of the family's!"	— Вкус! — воскликнула Джун, вспыхнув. — Нет у него никакого вкуса ни у него, ни у кого другого в нашей семье!
Mrs. Small was taken aback.	Миссис Смолл остолбенела.
"Your Uncle Swithin," she said, "always had beautiful taste!	— У дяди Суизина, — сказала она, — всегда был прекрасный вкус!
And Soames's little house is lovely; you don't mean to say you don't think so!"	И у самого Сомса очаровательный домик; ты же не станешь отрицать это!
"H'mph!" said June, "that's only because Irene's there!"	— Гм! — вырвалось у Джун. — Только потому, что там Ирэн!..
Aunt Juley tried to say something pleasant:	Тетя Джули попыталась сказать что-нибудь приятное:
"And how will dear Irene like living in the country?"	— А Ирэн довольна, что они переезжают за город?
June gazed at her intently, with a look in her eyes as if her conscience had suddenly leaped up into them; it passed; and an even more intent look took its place, as if she had stared that conscience out of countenance.	Джун смотрела так пристально, как будто из глаз ее вдруг глянула совесть; потом это прошло, и взгляд Джун стал еще более пристальным, словно ей удалось смутить свою совесть.
She replied imperiously:	Она ответила высокомерно:
"Of course she'll like it; why shouldn't she?"	— Конечно довольна, а почему бы нет?
Mrs. Small grew nervous.	Миссис Смолл забеспокоилась.
"I didn't know," she said; "I thought she mightn't like to leave her friends.	— Не знаю, — сказала она, — может быть, Ирэн не захочется покидать своих друзей.
Your Uncle James says she doesn't take enough interest in life.	Дядя Джемс говорит, что у нее мало интереса к жизни.

We think—I mean Timothy thinks-she ought to go out more.	Мы считаем, то есть Тимоти считает, что ей надо побольше выезжать.
I expect you'll miss her very much!"	Ты, наверное, будешь скучать без нее!
June clasped her hands behind her neck.	Джун завела руки за голову.
"I do wish," she cried, "Uncle Timothy wouldn't talk about what doesn't concern him!"	— Мне бы очень хотелось, — крикнула она, — чтобы дядя Тимоти поменьше говорил о том, что его совершенно не касается!
Aunt Juley rose to the full height of her tall figure.	Тетя Джули вытянулась во весь рост.
"He never talks about what doesn't concern him," she said.	— Он никогда не говорит о том, что его не касается, — ответила она.
June was instantly compunctious; she ran to her aunt and kissed her.	Джун сразу же почувствовала угрызения совести, подбежала к тетке и расцеловала ее.
"I'm very sorry, auntie; but I wish they'd let Irene alone."	— Простите меня, тетечка; только оставьте вы Ирэн в покое.
Aunt Juley, unable to think of anything further on the subject that would be suitable, was silent; she prepared for departure, hooking her black silk cape across her chest, and, taking up her green reticule:	Тетя Джули не смогла больше придумать ничего такого, что можно было бы сказать на эту тему, и умолкла; собравшись уходить, она застегнула на груди черную шелковую пелеринку и взяла свой зеленый ридикюль.
"And how is your dear grandfather?" she asked in the hall,	— А как себя чувствует дедушка? — спросила она уже в холле.
"I expect he's very lonely now that all your time is taken up with Mr. Bosinney."	— Ему, должно быть, тоскливо одному, ты ведь теперь все время с мистером Босини.
She bent and kissed her niece hungrily, and with little, mincing steps passed away.	— Она нагнулась к внучке, с жадностью поцеловала ее и удалилась мелкими, семенящими шажками.
The tears sprang up in June's eyes; running into the little study, where Bosinney was sitting at the table drawing birds on the back of an envelope, she sank down by his side and cried:	На глазах у Джун выступили слезы: она убежала в маленький кабинет, где Боснии сидел у стола, рисуя на конверте каких-то птиц, и бросилась в кресло со словами:
"Oh, Phil! it's all so horrid!"	— Ох, Фил, как это тяжело!
Her heart was as warm as the colour of her hair.	Сердце ее горело тем же огнем, что и копна золотисторыжих волос.
On the following Sunday morning, while Soames was shaving, a message was brought him to the effect that Mr. Bosinney was below, and would be glad to see him.	В следующее воскресенье утром, когда Сомс брился, ему доложили, что мистер Боснии дожидается внизу и хочет его видеть.
Opening the door into his wife's room, he said:	Приотворив дверь в комнату жены, он сказал:
"Bosinney's downstairs.	— Там пришел Боснии.
Just go and entertain him while I finish shaving.	Займи его, пока я бреюсь.
I'll be down in a minute.	Я сейчас приду.
It's about the plans, I expect."	Он, должно быть, хочет поговорить о проекте.

Irene looked at him, without reply, put the finishing touch to her dress and went downstairs.	Ирэн молча взглянула на него, закончила свой туалет и сошла вниз.
He could not make her out about this house.	Сомс все еще не знал, как она относится к постройке дома.
She had said nothing against it, and, as far as Bosinney was concerned, seemed friendly enough.	Возражений с ее стороны он не слышал, а что касается Босини, то к нему она, кажется, относилась дружелюбно.
From the window of his dressing-room he could see them talking together in the little court below.	Из окна Сомсу было видно, что Ирэн и Босини разговаривают внизу в маленьком дворике.
He hurried on with his shaving, cutting his chin twice.	Он заторопился и в двух местах порезал подбородок.
He heard them laugh, and thought to himself:	Потом, услышав их смех, подумал:
"Well, they get on all right, anyway!"	«Ну, им, кажется, не скучно вдвоем!»
As he expected, Bosinney had come round to fetch him to look at the plans.	Как он и предполагал, Босини зашел за ним, чтобы показать планы.
He took his hat and went over.	Сомс взял шляпу, и они вышли на улицу.
The plans were spread on the oak table in the architect's room; and pale, imperturbable, inquiring, Soames bent over them for a long time without speaking.	Планы были разложены в комнате архитектора на дубовом столе; и Сомс, бледный, внимательный, внешне совершенно невозмутимый, нагнувшись над ними, долгое время не говорил ни слова.
He said at last in a puzzled voice:	Наконец он сказал недоуменно:
"It's an odd sort of house!"	— Странный дом!
A rectangular house of two stories was designed in a quadrangle round a covered-in court.	Двухэтажное здание, обведенное по второму этажу галереей, охватывало двор с четырех сторон.
This court, encircled by a gallery on the upper floor, was roofed with a glass roof, supported by eight columns running up from the ground.	Двор этот был покрыт стеклянной крышей на восьми колоннах.
It was indeed, to Forsyte eyes, an odd house.	Действительно, на взгляд Форсайта, дом был странный.
"There's a lot of room cut to waste," pursued Soames.	— Много места пропадает зря, — продолжал Сомс.
Bosinney began to walk about, and Soames did not like the expression on his face.	Босини заходил по комнате, и выражение его лица не понравилось Сомсу.
"The principle of this house," said the architect, "was that you should have room to breathe-like a gentleman!"	— Проект делался с тем расчетом, — сказал архитектор, — чтобы хозяину было где повернуться в собственном доме, как и подобает джентльмену.
Soames extended his finger and thumb, as if measuring the extent of the distinction he should acquire; and replied:	Сомс растопырил большой и указательный пальцы, словно измеряя степень уважения, которое он заслужит, выстроив такой дом, и ответил:
"Oh! yes; I see."	— Да, да! Я понимаю.

The peculiar look came into Bosinney's face which marked all his enthusiasms.	То своеобразное выражение, которым отличалось лицо Босини, когда он загорался чем-нибудь, появилось и сейчас.
"I've tried to plan you a house here with some self-respect of its own.	— Я хотел выстроить вам дом, который обладал бы… ну, чувством собственного достоинства, что ли!
If you don't like it, you'd better say so.	Если вам не нравится, скажите прямо.
It's certainly the last thing to be considered-who wants self-respect in a house, when you can squeeze in an extra lavatory?"	Обычно мало кто думает об этом — кого интересует чувство собственного достоинства в доме, если можно втиснуть в план лишнюю уборную?
He put his finger suddenly down on the left division of the centre oblong:	— Он ткнул пальцем в левую часть чертежа.
"You can swing a cat here.	— Здесь есть где размахнуться.
This is for your pictures, divided from this court by curtains; draw them back and you'll have a space of fifty-one by twenty-three six.	Вот тут помещение для ваших картин, отделяется от двора портьерами; отдерните их, и у вас будет пространство пятьдесят один на двадцать три и шесть десятых.
This double-faced stove in the centre, here, looks one way towards the court, one way towards the picture room; this end wall is all window; You've a southeast light from that, a north light from the court.	Вот здесь, в середине, печь — выходит одной стороной во двор, другой — в картинную галерею; эта стена сплошь из стекла, выходит на юго-восток, со двора будет литься северный свет.
The rest of your pictures you can hang round the gallery upstairs, or in the other rooms."	Часть картин можно развесить в верхней галерее или в других комнатах.
"In architecture," he went on-and though looking at Soames he did not seem to see him, which gave Soames an unpleasant feeling-"as in life, you'll get no self-respect without regularity.	В архитектуре, — продолжал он, глядя на собеседника, но словно не видя его, что коробило Сомса, — в архитектуре, так же как и в жизни, без правильности линий не может быть чувства собственного достоинства.
Fellows tell you that's old fashioned.	Вам скажут, что это старомодно.
It appears to be peculiar any way; it never occurs to us to embody the main principle of life in our buildings; we load our houses with decoration, gimcracks, corners, anything to distract the eye.	Странная вещь! Мы никогда не заботимся о том, чтобы сделать наши жилища воплощением основных принципов жизни; мы загромождаем дома обстановкой, всякой мишурой, устраиваем в комнатах какие-то ниши — что угодно, лишь бы развлекало глаз.
On the contrary the eye should rest; get your effects with a few strong lines.	Глаз должен отдыхать; сумейте добиться эффекта двумя-тремя мужественными линиями.
The whole thing is regularity there's no self-respect without it."	Все дело в правильности линий, без нее вам не добиться чувства собственного достоинства.
Soames, the unconscious ironist, fixed his gaze on Bosinney's tie, which was far from being in the perpendicular; he was unshaven too, and his dress not remarkable for order.	Сомс с бессознательной иронией посмотрел на его галстук, лежавший отнюдь не перпендикулярно; Босини был к тому же небрит, и костюм его не отличался идеальным порядком.
Architecture appeared to have exhausted his regularity.	Архитектура, по-видимому, поглотила все стремления Босини к правильности линий.

"Won't it look like a barrack?" he inquired.	— Не будет ли это смахивать на казармы? — спросил Сомс.
He did not at once receive a reply.	Ответ он получил не сразу.
"I can see what it is," said Bosinney, "you want one of Littlemaster's houses-one of the pretty and commodious sort, where the servants will live in garrets, and the front door be sunk so that you may come up again.	— Теперь я понимаю, — сказал Босини, — вам нужен Литлмастер. У вас будет хорошенький уютный домик, прислугу загоните на чердак, а входную дверь опустите на несколько ступенек, чтобы было откуда подниматься.
By all means try Littlemaster, you'll find him a capital fellow, I've known him all my life!"	Ради бога, обратитесь к Литлмастеру, он вас очарует, я-то его давно знаю!
Soames was alarmed.	Сомс заволновался.
He had really been struck by the plans, and the concealment of his satisfaction had been merely instinctive.	В действительности план ему очень нравился, и свое удовлетворение он прятал просто инстинктивно.
It was difficult for him to pay a compliment.	На комплименты Сомс всегда был скуп.
He despised people who were lavish with their praises.	Люди, щедрые на похвалу, вызывали у него чувство презрения.
He found himself now in the embarrassing position of one who must pay a compliment or run the risk of losing a good thing.	Сейчас он очутился в затруднительном положении человека, который должен сказать комплимент или пойти на риск и потерять хорошую вещь.
Bosinney was just the fellow who might tear up the plans and refuse to act for him; a kind of grown-up child!	Босини способен на все — чего доброго, разорвет планы и откажется от работы.
This grown-up childishness, to which he felt so superior, exercised a peculiar and almost mesmeric effect on Soames, for he had never felt anything like it in himself.	Взрослый ребенок! Однако эта ребячливость, на которую Сомс смотрел с высоты собственного величия, возымела на него странное, почти магическое действие; ведь сам он был совершенно чужд таким настроениям.
"Well," he stammered at last, "it's-it's, certainly original."	— Что ж, — выдавил он из себя наконец, — во всяком случае, это… это оригинально!
He had such a private distrust and even dislike of the word 'original' that he felt he had not really given himself away by this remark.	Сомс питал такое недоверие и даже тайную ненависть ж слову «оригинально», что сейчас, как ему показалось, это замечание никак не выдало его истинных чувств.
Bosinney seemed pleased.	Босини, по-видимому, остался доволен.
It was the sort of thing that would please a fellow like that!	Как раз то, что надо подобному субъекту.
And his success encouraged Soames.	Успех приободрил Сомса.
"It's—a big place," he said.	— Места здесь много, — сказал он.
"Space, air, light," he heard Bosinney murmur, "you can't live like a gentleman in one of Littlemaster's-he builds for manufacturers."	— Простор, воздух, свет, — донеслись до него невнятные слова Босини. — Литлмастер строит не для джентльменов, он работает на фабрикантов.

Soames made a deprecating movement; he had been identified with a gentleman; not for a good deal of money now would he be classed with manufacturers.	Сомс сделал протестующий жест; его причислили к джентльменам — теперь уже он ни за какие деньги не согласится, чтобы его поставили на одну доску с фабрикантами.
But his innate distrust of general principles revived.	Но врожденная недоверчивость взяла верх.
What the deuce was the good of talking about regularity and self-respect?	Кому нужна эта болтовня о правильности линий и достоинстве?
It looked to him as if the house would be cold.	Как бы не замерзнуть в этом доме.
"Irene can't stand the cold!" he said.	— Ирэн не выносит холода, — сказал он.
"Ah!" said Bosinney sarcastically.	— А! — насмешливо ответил Босини.
"Your wife?	— Ваша жена?
She doesn't like the cold?	Не выносит холода?
I'll see to that; she shan't be cold.	Я об этом позабочусь; ей не придется мерзнуть.
Look here!" he pointed, to four marks at regular intervals on the walls of the court.	Смотрите! — он показал четыре значка на стенах дворика, расположенные на равном расстоянии друг от друга.
"I've given you hot-water pipes in aluminium casings; you can get them with very good designs."	— Вот здесь я поставлю радиаторы за алюминиевой решеткой; для решетки можно заказать прекрасный рисунок.
Soames looked suspiciously at these marks.	Сомс недоверчиво посмотрел на значки.
"It's all very well, all this," he said, "but what's it going to cost?"	— Все это прекрасно, — сказал он, — но во что это мне обойдется?
The architect took a sheet of paper from his pocket:	Архитектор вынул из кармана листок бумаги.
"The house, of course, should be built entirely of stone, but, as I thought you wouldn't stand that, I've compromised for a facing.	— Дом, конечно, следовало бы построить целиком из камня, но вы вряд ли на это пойдете, и я примирюсь на каменной облицовке.
It ought to have a copper roof, but I've made it green slate.	Крыша должна быть из меди, но я ставлю зеленую черепицу.
As it is, including metal work, it'll cost you eight thousand five hundred."	Все вместе, включая металлическую отделку, обойдется вам в восемь тысяч пятьсот фунтов.
"Eight thousand five hundred?" said Soames.	— Восемь тысяч пятьсот? — сказал Сомс.
"Why, I gave you an outside limit of eight!"	— Как же так, ведь моей предельной цифрой было восемь тысяч!
"Can't be done for a penny less," replied Bosinney coolly.	— Дешевле ничего не выйдет, — холодно ответил Босини.
"You must take it or leave it!"	— Выбирайте.
It was the only way, probably, that such a proposition could have been made to Soames.	Вероятно, с Сомсом только так и можно было вести дело.
He was nonplussed.	Он был ошарашен.
Conscience told him to throw the whole thing up.	Рассудок подсказывал бросить эту затею.

But the design was good, and he knew it-there was completeness about it, and dignity; the servants' apartments were excellent too.	Но проект был хорош, он отлично понимал это, — в нем чувствовалась законченность и благородство замысла; и помещение для прислуги прекрасное.
He would gain credit by living in a house like that-with such individual features, yet perfectly well-arranged.	Такой дом поднимет его в глазах общества — в нем столько своеобразия, а вместе с тем и комфорт не упущен из виду.
He continued poring over the plans, while Bosinney went into his bedroom to shave and dress.	Сомс продолжал внимательно изучать проект, пока Босини брился и переодевался у себя в спальне.
The two walked back to Montpellier Square in silence, Soames watching him out of the corner of his eye.	Затем они молча пошли на Монпелье-сквер, и Сомс всю дорогу уголком глаза поглядывал на Босини.
The Buccaneer was rather a good-looking fellow-so he thought-when he was properly got up.	«Пират» очень недурен собой, — думал Сомс, если приоденется как следует".
Irene was bending over her flowers when the two men came in.	Ирэн поливала цветы, когда они вошли в дом.
She spoke of sending across the Park to fetch June.	Она предложила послать за Джун.
"No, no," said Soames, "we've still got business to talk over!"	— Нет, нет! — сказал Сомс, — нам еще надо поговорить о делах!
At lunch he was almost cordial, and kept pressing Bosinney to eat.	За завтраком он был почти радушен и усиленно угощал Босини.
He was pleased to see the architect in such high spirits, and left him to spend the afternoon with Irene, while he stole off to his pictures, after his Sunday habit.	Ему нравилось, что архитектор так оживлен. Оставив его после завтрака с Ирэн, Сомс ушел к своим картинам, с которыми он всегда проводил воскресные дни.
At tea-time he came down to the drawing-room, and found them talking, as he expressed it, nineteen to the dozen.	К чаю Сомс опять сошел в гостиную и увидел, что Ирэн и Босини все еще говорят, «точно заведенные», как он мысленно выразился.
Unobserved in the doorway, he congratulated himself that things were taking the right turn.	Остановившись в дверях, не замеченный ими, он поздравил себя с благоприятным оборотом дела.
It was lucky she and Bosinney got on; she seemed to be falling into line with the idea of the new house.	Хорошо, что Ирэн ладит с Босини; кажется, она начинает увлекаться идеей постройки дома.
Quiet meditation among his pictures had decided him to spring the five hundred if necessary; but he hoped that the afternoon might have softened Bosinney's estimates.	Спокойно поразмыслив среди картин, Сомс решила — на лишние пятьсот фунтов, если понадобится; — впрочем: он надеялся, что после приятно проведенного дня Босини будет сговорчивее.
It was so purely a matter which Bosinney could remedy if he liked; there must be a dozen ways in which he could cheapen the production of a house without spoiling the effect.	Ведь, собственно говоря, все зависит исключительно от него; он может найти тысячи способов удешевить стройку без всякого ущерба для общего плана.
He awaited, therefore, his opportunity till Irene was handing the architect his first cup of tea.	Сомс дождался подходящего момента, когда Ирэн передавала архитектору первую чашку чая.
A chink of sunshine through the lace of the blinds warmed her cheek, shone in the gold of her hair, and in her soft eyes.	Солнечный луч, пробравшись сквозь кружево занавесок, коснулся ее щек своим теплом, зажег золотистые волосы и мягкие глаза.

Possibly the same gleam deepened Bosinney's colour, gave the rather startled look to his face.	Быть может, тот же луч зарумянил лицо Босини, зажег и его глаза тревогой.
Soames hated sunshine, and he at once got up, to draw the blind.	Сомс, не переносивший солнца, встал и задернул занавески.
Then he took his own cup of tea from his wife, and said, more coldly than he had intended:	Затем взял чашку из рук жены и сказал более холодно, чем намеревался:
"Can't you see your way to do it for eight thousand after all?	— Может быть, вы все-таки устроите так, чтобы смета не превышала восьми тысяч?
There must be a lot of little things you could alter."	Ведь можно сократить за счет всяких мелочей.
Bosinney drank off his tea at a gulp, put down his cup, and answered:	Босини одним глотком выпил чай, поставил чашку и ответил:
"Not one!"	— Нельзя!
Soames saw that his suggestion had touched some unintelligible point of personal vanity.	Сомс понял, что его слова задели архитектора за живое:
"Well," he agreed, with sulky resignation; "you must have it your own way, I suppose."	— Хорошо, — сказал он с мрачной покорностью, — придется предоставить вам свободу.
A few minutes later Bosinney rose to go, and Soames rose too, to see him off the premises.	Через несколько минут Босини встал, и Сомс пошел проводить его.
The architect seemed in absurdly high spirits.	Архитектор был в состоянии ничем не объяснимого радостного волнения.
After watching him walk away at a swinging pace, Soames returned moodily to the drawing-room, where Irene was putting away the music, and, moved by an uncontrollable spasm of curiosity, he asked:	Посмотрев вслед размашисто шагавшему Босини, Сомс, насупившись, вернулся в гостиную, где Ирэн убирала ноты с рояля, и, повинуясь непреодолимому чувству любопытства, спросил:
"Well, what do you think of 'The Buccaneer'?"	— Ну, что ты думаешь об этом «пирате»?
He looked at the carpet while waiting for her answer, and he had to wait some time.	Он смотрел себе под ноги, дожидаясь ответа, и ждать ему пришлось довольно долго.
"I don't know," she said at last.	— Не знаю, — сказала наконец Ирэн.
"Do you think he's good-looking?"	— По-твоему, он красивый?
Irene smiled.	Ирэн улыбнулась.
And it seemed to Soames that she was mocking him.	И в ее улыбке Сомс почувствовал насмешку.
"Yes," she answered; "very."	— Да, — ответила она, — очень!