Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Истории из века джаза

— Что случилось, милая? — спросила Марта, когда мы выходили. Не дождавшись ответа, она добавила: — Ты сделала что могла. Наверное, мы просто не вовремя. Знаешь что? Давай сходим к одной прелестной англичанке. Ты видела за нашим столом ту девушку, с которой танцевал на балу Стар?

Вот так, ценой легкого купания в семейной канализации, я добилась чего хотела.

Я не очень хорошо помню наш визит к незнакомке. Прежде всего — ее не оказалось дома. Дверь была не заперта, и Марта переступила порог, весело по-дружески выкликая «Кэтлин!». Комната, где мы очутились, была пуста и безжизненна, как гостиничный номер; тут и там стояли цветы — явно не подарочные букеты. На столе Марта нашла записку: «Оставь платье. Ушла искать работу. Загляну завтра».

Марта перечитала ее дважды; записка была явно не для Стара. Мы подождали минут пять. Жилище в отсутствие хозяев всегда выглядит безжизненным — не то чтобы я думала, будто без присмотра дом пустится в пляс, но здесь стояла особая, почти чопорная тишина и неподвижность, лишь кружила в воздухе безучастная муха да колыхался от ветра уголок занавески.

— Интересно, что за работа, — заметила Марта Додд. — В воскресенье они со Старом куда-то ездили.

Однако меня уже ничто не занимало. Продюсерская кровь, — испуганно подумала я и в панике вытащила Марту на солнце. Тщетно: от черноты и жути меня это не избавило. Я всегда гордилась собственным телом и относилась к нему как к геометрической сущности: что ею ни делай — все будет казаться гармоничным. И уж точно в мире нет таких мест (включая церкви, кабинеты и святилища), где людям не случалось обниматься. Но меня никогда не запихивали голышом в стенной шкаф посреди рабочего дня.

— Представьте, что вы пришли к фармацевту, — начал Стар.

— В аптеку? — с британской педантичностью уточнил Боксли.

— В аптеку, — согласился Стар. — Допустим, кто-то из родственников слег…

— Заболел?

— Да, и вы покупаете ему лекарство. Все, что вы заметите в окне, что привлечет ваше внимание, — это и может стать основой сюжета.

— Вы хотите сказать — если за окном кого-то убивают?

— Опять вы за свое, — улыбнулся Стар. — Может, просто паук ткет паутину на оконной раме.

— Да-да, понимаю.

— Боюсь, что нет, мистер Боксли. Вы применяете это к себе, а не к нам. Бережете пауков для себя, а нам оставляете убийства.

— Хоть бросай все и уезжай, — заметил Боксли. — Вам от меня никакого толку, три недели псу под хвост! Сколько сюжетов предлагал — ни один не записали.

— Останьтесь, вы здесь нужны. Какая-то часть вашей натуры не любит кино, не любит препарировать сюжет по законам жанра…

— Да сколько можно! — взорвался Боксли. — Никакого простора…

Он запнулся, взял себя в руки. Он знал, что Стар — кормчий — выкраивает для него время посреди давно бушующего шторма, и беседы идут под скрип корабельной оснастки, пока судно лавирует опасными галсами в открытом море. А порой ему представлялось, что они со Старом бродят в огромном карьере, где даже по свежему пласту мрамора вьется резьба старинных фронтонов с полустертыми письменами.

— Начать бы все сначала, — выговорил Боксли. — Вся эта массовая продукция…

— Таковы ограничения, будь они неладны, — ответил Стар. — Без них не обойтись. Мы делаем фильм о Рубенсе: представьте, что я вам заказал портреты богатых остолопов вроде Пата Брейди, меня, Гэри Купера и Маркуса, а вам хочется писать Христа. Чем не ограничение? Вот и мы ограничены: работаем с любимыми сказками публики — берем их, перелицовываем и вручаем обратно под видом новых. Остальное — глазурь. Ее-то мы от вас и ждем, мистер Боксли.

Боксли с удовольствием посидел бы вечером в джазовом «Трокадеро» на пару с Уайли Уайтом, перемывая косточки Стару. Однако ему случалось читать биографические труды лорда Чарнвуда, и он понимал, что Стар, подобно Линкольну, ведет длительную войну на много фронтов. За десять лет, чуть не в одиночку пробивая дорогу кинематографу, он достиг того, что ассортимент добротных высокобюджетных фильмов сделался шире и богаче театрального репертуара. Стар был продюсером — как Линкольн полководцем — лишь вынужденно, в силу обстоятельств.

— Пойдемте со мной к Ла Борвицу, — предложил Стар. — Вот уж где без глазури не обойтись.

В кабинете Ла Борвица сидели два сценариста, стенографистка и притихший продюсер; судя по пустым лицам, напряженности и табачному дыму, им так и не удалось выбраться из того тупика, в котором Стар их оставил три часа назад.