Мариэтта Шагинян - Международный вагон

— Гм! — произнес, наконец, мистер Плойс и оглядел двух своих замерших гостей. — Гм! Никто из вас не знает Англии. Это лисица, помноженная на шимпанзе!

Юркий человек с быстротой молнии выхватил карандаш и занес в свою книжку сентенцию великого человека.

— Если только, — продолжал мистер Плойс, — если только она пронюхает, мы провалимся. Устройте… гм. Устройте забастовку и у нас — на всех фабриках… гм… гм… — ватных одеял!

Мистер Вильмор и юркий человек подняли глаза к небу с видом людей, никогда не слышавших ничего более гениального, и откланялись с просиявшими лицами.

Мистер Плойс поглядел им вслед, пренебрежительно фыркнул и вскочил с места с самой неожиданной энергией.

— Автомобиль! — крикнул он в рупор.

Через секунду нога его ступила на подножку автомобиля.

— Нью-Петроград!

Автомобиль прыгнул, как мячик, и понесся по укатанному шоссе, от загородной виллы мистера Плойса к Нью-Йорку. Не доезжая до города, шофер тронул рычаг. Они понеслись теперь вдоль Гудзона, пересекли одиннадцать рельсовых путей, восемь депо, сорок два гаража, полигон и замедлили ход. Перед ними показалась грязная группа чего-то, похожего на палатки кочевников. Здесь у костров сидели каменщики, угрюмо варившие кашу. Дальше возвышались всякого рода леса, стропила, балки, переплеты и вообще симптомы жаркого строительного сезона, загородившего от человеческих глаз по меньшей мере десять квадратных километров. Мистер Плойс чихнул. Шофер дал гудок и медленно въехал в ворота.

На длинном белом полотнище, висевшем через всю улицу, черными буквами написано:

ПЕТРОГРАД

Справа и слева от надписи столбики со стрелками, указывающими названия улиц, или, вернее, пыльных пустот, тянущихся радиусами во все стороны. Судя по ним, мистер Плойс мчался сейчас по Невскому проспекту, не щадя ни белого летнего костюма, ни собственного носа, ставших мишенью для целой тучи строительного мусора.

Автомобиль подлетел к огромному деревянному бараку, носившему вывеску:

КОНТОРА

по делам иммиграции на Вторую Родину,

а также сбора пожертвований,

кто чем может.

Мистер Плойс дернул веревку и через минуту очутился в глубине сарая перед суетливым пожилым человеком в пенсне и русской студенческой фуражке дореволюционного образца.

— Чаю? Кофе? Рюмочку водки? — осведомился человек в фуражке с истинно-русским гостеприимством, культивированным вдобавок четырьмя годами пребывания в лучших заграничных ресторанах.

Мистер Плойс нетерпеливо вынул бумажник.

— Компания Америкен-Гарн, — произнес он с расстановкой, — преклоняясь перед русским патриотизмом, вносит на восстановление Петрограда.

Мистер Плойс подписал чек.

— О-о! — пробормотал русский, вытаращив глаза: — мы можем назвать вашим именем университет. Ha-днях состоится закладка, и я надеюсь, что к 48-му году мне удастся достроить, а к 53-му кончить юридический факультет вашего имени.

Мистер Плойс сильно усомнился в хронологии, касающейся личного возраста своего собеседника, но скрыл эти сомнения про себя.

— Если не ошибаюсь, ваши соотечественники рассыпаны по всем колониальным странам света, островам, проливам, заливам, перешейкам, обитаемым и необитаемым? — спросил он, глядя на карты, развешенные по стенам.

— Увы! — вздохнул славянин: — как сказал великий поэт Пушкин, нас называет всякий сущий язык, в том числе язык дикарей, людоедов, полинезийцев, новозеландцев и папуасов.

Мистер Плойс еще раз вынул бумажник и поиграл им в воздухе.

— Ваши соотечественники, гм, удручают меня. Я положительно не могу кушать ни брекфеста, ни ленча, думая о страданиях ваших соотечественников. Если б, со своей стороны, вы могли сорганизовать среди них реклам-бюро для борьбы с мировой опасностью, я охотно выложил бы…

— Реклам-бюро?

— Ну да, реклам-бюро во всемирном колониальном масштабе. Рынок — вот главная политика нашего времени. Все инструкции, конечно, и все расходы…

Мистеру Плойсу не понадобилось долго играть бумажником.

Когда автомобиль вынес его из пыли и мусора новой столицы России, председатель хлопкового треста величественно чихнул в шелковый платок.

— Мы еще поборемся с Англией, — пробормотал он, чихая еще и еще раз, — мы поборемся с ней за обладание пестрокожими. Все дело в приманке, как говорит рыболов, спуская удочку. И если вы, джентльмены, думаете, что рыба клюет на нежные чувства, мы, со своей стороны, полагаем, что рыба клюет на мясо.