Вячеслав Сукачев - После ледохода

— Он славный, — тихо ответила Наташа, — только неудачник... Подожди, ты слышишь этот шум?

— Что, какой шум? — удивился басок.

— Да подожди ты, послушай... Теперь слышишь? Это почки лопаются. В лесу почки лопаются. Вот увидишь, завтра листья будут.

— Ты завтра-то в клуб придешь? — басок стал неуверенным и напряженным.

— Каждый день-то! Зачем?

— Увидеться охота.

— так мы в школе увидимся.

— Ну, то в школе. Там разве встреча, и поговорить не дадут. А ты скоро уедешь?

— Не знаю, Саша, — впервые назвала Наташа собеседника по имени, и ее голос стал грустным, по-женски рассудительным, чему опять же немало подивился Степан, — не хочется. Мне здесь лучше... А тебя дома не хватятся?

— Мне что, я отбрешусь, — уверенно заверил Саша, — а тебя отец не поругает?

— Меня?! — удивилась Наташа, и так она это сказала, что Степан бочком, по-мальчишески, юркнул в дом и торопливо принялся раздеваться.

«Да она совсем взрослый человек, — размышлял в недоумении Степан, тихо и мирно лежа на диване, — за одну зиму повзрослела. Ведь когда я ее осенью забирал, — совсем еще девчушкой была, а теперь... Это как же так получается. И что теперь делать? Сообщить матери? Она еще в панику ударится, да и не поймет...»

И еще долго ворочался на диване Степан, радуясь и тревожась за дочь и не зная, какое принять решение, и надо ли его принимать вообще.

А утром почтальон на велосипеде привез телеграмму: «Встречайте 180 поездом вагон 6 21 час».

Степан прочитал телеграмму и удивился не ей, а тому, что лес действительно стоял облиственный, молодой и радостный, пронизанный яркой зеленью. Наташины предсказания сбылись, и от этого он был тихо доволен, словно в жизни случилось нечто важное, решающее и его, и дочерину судьбу.

С утра он перевез бригаду лесорубов, и Екатерина Измалкова, нимало не смущаясь внимательным прислушиванием односельчан, грустно спросила:

— Что, оттаял, Степан?

— Как видишь, — откликнулся он, без причины суетясь по парому.

— Да уж вижу. Почему в село не показываешься?

— Надобности нет, — Степан чувствовал себя неловко от пристальных взглядов мужиков и вел себя так, словно это не он мечтал о такой вот встрече. А то, что она нужна, он с особой силой понял в ледоход, но все получалось теперь как-то нескладно, и Степан привычно насупился.

— Ну, счастливо, — Екатерина усмехнулась и пошла на берег, твердо ступая маленькими ногами в кирзовых сапогах. С берега оглянулась и помахала рукой. Степан лишь головой кивнул.

Затем на паром въехал «газик» с главным инженером, который невнимательно поинтересовался:

— Не скучаешь здесь, Назанов?

— Да вроде бы нет, — ответил Степан, перекладывая рули самоходного парома и прислушиваясь к тому, как мягко идет блок по перекинутому через реку тросу.

— Завтра будем трелевщики перегонять, так вы сходни подготовьте.

— Они давно готовы, — посмотрел внимательно на молодого инженера Степан и пошел на нос парома, поправить брус под тросом.

Перед обедом он осмотрел и опробовал подвесной мотор, заправил бачок бензином. До железнодорожной станции путь был неблизкий — двенадцать верст только в один конец, и Степан к встрече Наташиной матери готовился тщательно.

Река, теперь уже окончательно очистившаяся ото льда, катила свои волны к океану, вспениваясь на отмелях и закручиваясь в бурные водовороты на крутых излучинах. Была она теперь привычной и знакомой Степану: хорошая, работающая река, пригодная для мелкого судоходства молевого сплава. Раньше и рыбалка хорошая была, а теперь кончилась...

Из школы Наташа пришла веселой, быстренько переменила платье на самостоятельно сшитый халатик и с удовольствием занялась хозяйством. Степан несколько внимательнее присматривался к дочери и невольно радовался ее хорошему настроению.

— Па, ты видел, листья распустились? — сказала она мимоходом.

— Пора, — ответил Степан. — Там, на комоде, посмотри, телеграмма пришла.

— От кого? — быстро спросила Наташа.

— Мать приезжает. Сегодня надо встречать.

Наташа на минуту задумалась, нахмурила брови и так стояла у стола, узкоплечая, невысокая и почему-то жалкая.

— Как ты думаешь, — тихо сказала она, — за мной?

— А то, — буркнул Степан и отвлекся к газете.

— И чего вам вместе не жилось? — неожиданно грустно спросила она. Спросила, не требуя ответа, словно понимая, что так просто на это не ответить.

... Степан и Наташа одиноко стояли на перроне маленькой железнодорожной станции, потонувшей в зарослях ракит, которые в изобилии росли по берегам многочисленных проток. Перрон был деревянный, высокий, а домик вокзала ютился внизу, у одной из проток, и там стояла их лодка с остывающим в прохладе ночного воздуха мотором. Степан давно не видел Наташину мать и заметно волновался, но тщательно скрывал это от дочери. Невольно припомнился ему тот день, когда он провожал Марью Владимировну и шестилетнюю Наташу вот с этого же перрона. Провожал, как говорили в то время, на побывку в город, на месяц, не больше, а свидеться довелось только через несколько лет. Это воспоминание и всё пережитое с того далекого дня так остро захватили его, что Степан невольно поморщился и тяжело зашагал по перрону.