Виктор Ардов - С подлинным верно

Места колебаниям не было: Васютка сразу стал выбираться из люльки. Вот его ножонки достигли пола. Вот перевалился он голым животиком через высокий порог на крыльцо. Вот скатился по семи ступенькам на дорогу.

До ближайшей пограничной заставы — полтора километра. Только бы успеть, только бы доползти, пока там в избе дядя ам-ам хлеб!..

…Старший лейтенант Сигалаев высоко вскинул в воздух Васютку. Теперь ребенок увидел зеленую тулью его пограничной фуражки совсем сверху.

— Так ты говоришь, мальчик, — ласково спросил офицер, — что в вашей избе — чернобородый дядя, а рядом с ним лежит бух-бух неизвестной тебе системы?.. По коням!

Эту команду Васютка еще слышал. А затем он задремал: давала себя знать трудная проползка до заставы. Но последней мыслью засыпавшего бдительного младенца была такая: «Теперь уже скоро! Теперь уже этому дяде зададут а-та-та по попке…»

Б. Евин

Для того чтобы сразу познакомить начинающего литератора со всею. сложностью литературной критики, мы приводим тут несколько рецензий на одну и ту же книгу. Проштудировав эти небольшие критические этюды, вдумчивый читатель наглядно воспримет богатство возможностей жанра. В самом деле, не только характеры самого высказывания (как принято говорить в просторечии — «хвалит или ругает критик?»), но и тональности рецензий необычайно разнообразны. Иногда только возможность умело применять тональность типа «шанжан» (французский термин, означающий по-русски причудливые изменения цвета на протяжении одной и той же вещи; более популярно у нас определение, заимствованное из зоологии, — «хамелеон»), — только такая способность, говорим мы, спасает критика от неприятных последствий, какие несут в себе изменение конъюнктуры в момент опубликования рецензии или недостаточное знакомство рецензента с общей и частной литературными ситуациями до того, как он сел писать свой отзыв.

Как вы увидите, мы приводим образец и такой рецензии — типа «шанжан».

По-разному сложились судьбы многочисленных героев новой повести Фер. Пиджачного «Таёжный взрыд». И крутой норов старого колхозного вожака Дормедонта Лакрицына не похож на мудрость Марфы Из-возовой. И близнецы-прицепщики Сяпа и Сюпа не идут ни в какое сравнение с красавицей Лушкой. А кто скажет, что тракторист Евстигней недостоин своей самоотверженной подруги, когда он совершает лихой отъезд за сотню километров, чтобы добыть примочку не понявшему его старику? И райкомовец Копытов, сначала обнаруживший себя как формалист и начетчик, вдруг поворачивается к нам другой, лучшей стороной своей натуры, видеть которую до того удалось только добрейшей Анисье Иероглифов-не, да и то лишь потому, что безымянный шофер, застрявший со своим грузовиком в овраге близ «Красного буерака», дал возможность и Копытову развернуть всю ширь его скрытной, но доброй, в сущности, натуры. Даже второстепенные персонажи — вроде Пелагеюшки, появляющейся лишь на мгновение с чужим поросенком на руках; старика Альфредыча; тихих любовников Лики и Ники; конопатого Сашки; хромой Маланьи; бабки в переднике; тетки без повойника; голопузого мальчишки с незаурядной пупковой грыжей и других, — даже они вызывают у нас радостное чувство по поводу того, что мы с ними познакомились, узнали их, приняли посильное участие в их судьбах, заботах, радостях, ссорах и увлечениях.

Когда дочитываешь последнюю страницу повести Фер. Пиджачного, то невольно думаешь: что-то теперь поделывают все эти люди, которых ты уже успел полюбить? Счастлива ли Лушка со своим Евстигнеем? Калерия Пущина укротила ли свой нрав? Сяпа и Сюпа купили ли себе желанные полуботинки на ранту? Дормедонт Лакрицын до конца ли понял, что так самовластно дальше нельзя вести по старинке вверенный ему колхоз?.. Эти и многие другие вопросы возникают в голове у читателя. И мы с радостью будем ждать продолжения повести, чтобы возобновить наше знакомство со всеми перечисленными выше людьми, вошедшими в наше сознание благодаря дарованию писателя Фер. Пиджачного.

К. Непролазная

О повести Ферапонта Пиджачного «Таёжный взрыд» («Ухо»)

В далеком таёжном колхозе «Красный буерак» произошло важное для всех членов артели событие: в порядке протеста против целого ряда единоличных и отсталых распоряжений председателя колхоза, кряжистого старика Дормедонта Лакрицына, молодая истерически настроенная агрономша Калерия Пущина укусила Лакрицына за ухо. Укусила не втихую, не келейно — на вечеринке или на узком совещании колхозного руководства, а укусила открыто, на общем собрании членов артели «Красный буерак», в присутствии третьего секретаря райкома Копытова и даже инструктора из области Марфы Извозовой. Вот так сошла с трибуны к столу президиума и, задыхаясь от сдерживаемых рыданий, гамкнула поросшее седым волосом председателево ухо.