Альфонс любил музыку и поэзию, книги и античную культуру, приглашал к себе нидерландских живописцев, оставивших в Неаполе заметный след, привечал ученых, заботился о старой королевской библиотеке, которая при нем заметно обогатилась, покровительствовал университету и вообще собирал вокруг себя поэтов. В Неаполе ко второй половине столетия сложилась значительная школа латинских поэтов, выдвинувшая таких замечательных мастеров, как Джованни Джовиано Понтано (1422 или 1426–1503) и Якопо Саннадзаро (1455–1530), а также поэтов-петраркистов (Тебальдео, Серафино делль’Аквила, Каритео и др.). И на тех и на других заметное влияние оказала древнегреческая эротическая лирика и чувственная лирика Катулла. Вообще любовная тематика в ее нередко весьма рискованном преломлении имела большое распространение и в придворном обиходе Неаполя, и в его литературе.
Но литература эта вовсе не была оторвана от жизни; напротив, политика занимала в ней внушительное место. Задолго до Макиавелли здесь были созданы трактаты о государе (Понтано), о правлении государей (Пьер-Джакомо Дженнаро), о величии государей (Джуниано Майо), об обязанностях государей (Диомеде Карафа) и т. д. Это очень понятно: молодая династия искала надежного обоснования своей власти, отличающей ее от многочисленных итальянских тираний того столетия. Эти трактаты должны были королевскую власть обосновать, возвеличить, но и — регламентировать. Через все десятилетия правления арагонцев (с 1442 по 1504 г.) проходит их упорная борьба с папством (поэтому антицерковные настроения и мотивы в литературе всячески приветствовались), а также с народными массами и местными баронами. Впрочем, особую остроту эта борьба приобретает лишь при сыне Альфонса короле Фердинанде I (Фернандо, Ферранте), правившем с 1458 по 1494 г. Сразу же по его восшествии на престол начинается полоса крестьянских восстаний (1459–1461), им на смену приходят заговоры феодалов (1465, 1486), с которыми Ферранте жестоко расправляется.
Король Ферранте и сын его Альфонс (во времена Мазуччо — герцог Калабрийский) не снискали расположения современников. Нелицеприятную их оценку дал замечательный французский мемуарист Филипп де Коммин (ок. 1447–1511), прекрасно разбиравшийся в итальянских делах. Он свидетельствует: «Оба они учинили насилие над многими женщинами. К церкви они не испытывали никакого почтения и не повиновались ее установлениям… Сын никогда не соблюдал поста и даже вида не делал. Они оба многие годы прожили без исповеди и причастия… Так что хуже, чем они, и жить невозможно» [4] Филипп де Коммин . Мемуары. М., 1986. С. 295.
. Добавим к этому, что оба короля не интересовались науками и литературой, не покровительствовали художникам и ученым. Правда, при их правлении культурная жизнь продолжалась. Возникло книгопечатание, развивалась переводческая деятельность (отметим, например, переводы басен Эзопа, сделанные Франческо дель Туппо, и написанную им «Жизнь греческого баснописца»), создавал свои произведения Понтано (на него было возложено воспитание сына Ферранте герцога Калабрийского), ставил при дворе свои «кавайольские фарсы» Пьетро-Антонио Караччоло. Но происходило это, видимо, лишь потому, что основатель династии дал культурному развитию очень сильный импульс.
Смещались и культурные центры. Основным был уже не королевский двор, а «Академия», которую основал в Неаполе, еще при Альфонсе Великодушном, Антонио Беккаделли, а затем ею руководил Понтано. Не менее притягательным был маленький двор герцога Калабрийского, где задавала тон его жена Ипполита-Мария Сфорца — красивая, умная, образованная, не чуждая литературных интересов, любившая писателей и сама в часы досуга бравшаяся за перо.
Мазуччо испытал культурное воздействие этого милого двора. Не менее значительным было для него общение с Беккаделли и Понтано. Первый бесспорно заинтересовал автора «Новеллино» своим скандальным «Гермафродитом» (вот откуда у Мазуччо виртуозное мастерство эротических иносказаний). Повлиял на него и второй — стилистической уравновешенностью и раскованностью своих произведений, мыслями о том, что человек — это игрушка в руках безжалостной Фортуны, живыми зарисовками местного быта (которые мы находим в диалогах Понтано «Харон», «Осел» и др.). Оба они были друзьями новеллиста, им посвятил он по новелле в своей книге.
Когда она создавалась, в каких обстоятельствах вообще, какова была жизнь Томмазо Гвардато, прозванного Мазуччо? Мы почти ничего не знаем об этом. Впрочем, благодаря многолетним напряженным разысканиям Джорджо Петрокки [5] См.: Petrocci G. Masuccio Guardati е la narrativa napoletana del Quattrocento. Firenze, 1953.
кое-что все-таки известно. К тому же некоторые сведения о жизни писателя можно найти в его книге.
Читать дальше