Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

Мы спускались с перевала через лес. Вдоль дороги были сложены мешки с углем, и сквозь деревья виднелись бараки углежогов. Было воскресенье. То поднимаясь, то опускаясь, дорога вела вниз от перевала, через заросли кустарника, через деревни.

Деревни были окружены виноградниками. Виноградники уже побурели, лозы стали шершавыми и плотными. Дома были белыми, и на улицах мужчины, одетые по-воскресному, играли в шары. Вдоль некоторых домов росли грушевые деревья, их похожие на канделябры ветви чернели на фоне белых стен. Груши опрыскивали, и стены домов были испачканы сине-зелеными с сизым отливом пятнами. Вокруг деревень были небольшие вырубки, на которых рос виноград, дальше шел лес.

В деревне, не доезжая двадцати километров до Специи, на площади стояла толпа, и молодой человек с чемоданом в руке, подойдя к нашей машине, попросил подбросить его в Специю.

– У нас только два места, и оба заняты, – сказал я. У нас был старенький «Форд-Купе».

– Я на подножке постою.

– Вам будет неудобно.

– Не имеет значения. Мне нужно в Специю.

– Ну что, возьмем? – спросил я Гая.

– Похоже, он все равно не отстанет, – ответил Гай.

Молодой человек просунул в окно пакет.

– Подержите это у себя, – сказал он. Двое мужчин привязали его чемодан к багажнику поверх наших. Молодой человек попрощался с каждым за руку, заверив, что для фашиста и человека, привыкшего к путешествиям так, как он, неудобств не существует, и, взобравшись на левую подножку автомобиля, правой рукой ухватился за нижний край открытого окна.

– Можно ехать, – сказал он. Из толпы ему замахали. Он махнул в ответ свободной рукой.

– Что он сказал? – спросил Гай.

– Что можно ехать.

– Очень мило, – сказал Гай.

Дорога шла вдоль реки. На другом берегу возвышались горы. Солнце слизывало иней с травы. День был солнечный и холодный, свежий воздух врывался внутрь через поднятый ветровой щиток.

– Как ты думаешь, каково ему там, снаружи? – Гай смотрел вперед, на дорогу. Вид слева ему загораживал наш попутчик. Молодой человек сбоку возвышался над капотом, как носовое украшение корабля. Он поднял воротник и глубоко нахлобучил шляпу, нос у него посинел от холода.

– Может, ему надоест? – сказал Гай. – С той стороны у нас шина дрянная.

– Или он соскочит, если она лопнет, – сказал я. – Не захочет пачкать свой дорожный костюм.

– Вообще-то он мне не мешает, – сказал Гай. – Если б только машина так не кренилась из-за него на поворотах.

Лес закончился; дорога, отклонившись от реки, пошла вверх; вода в радиаторе начала закипать; молодой человек с досадой и подозрением смотрел на струю ржавого пара; мотор скрежетал, когда Гай обеими ногами до упора выжимал педаль сцепления; рывками – вверх, вверх, назад-вперед, снова вверх и наконец – ровная поверхность. Скрежет прекратился, и в наставшей тишине слышалось только бурное клокотанье в радиаторе. Мы очутились на вершине последнего холма, над Специей и морем. Отсюда дорога спускалась короткими, лишь чуть скругленными зигзагами. На поворотах наш спутник свешивался в сторону так, что машина с тяжело груженным верхом едва не переворачивалась.

– И ведь не скажешь ему, чтобы он этого не делал, – заметил я Гаю. – Инстинкт самосохранения.

– Великий итальянский инстинкт.

– Величайший итальянский инстинкт.

Поворот за поворотом мы спускались все ниже, утопая в глубокой пыли, пыль оседала на оливковых деревьях. Специя простиралась внизу, вдоль моря. На подъезде к городу дорога выровнялась. Наш попутчик просунул голову в окно.

– Я здесь сойду.

– Останови, – сказал я Гаю.

Мы притормозили у обочины. Молодой человек спрыгнул, подошел к багажнику и отвязал свой чемодан.

– Дальше пойду пешком, чтобы у вас не было неприятностей из-за пассажира, – сказал он. – Мой пакет.

Я отдал ему пакет. Он потянулся к карману.

– Сколько я вам должен?

– Нисколько.

– Почему?

– Не знаю, – сказал я.

– Тогда спасибо. – Молодой человек не сказал «благодарю вас», или «премного вам благодарен», или «тысяча благодарностей» – ничего такого, что прежде было принято произносить в Италии, если вас снабжали каким-нибудь расписанием или объясняли дорогу. Он выбрал самую сухую форму – «спасибо» и подозрительно посмотрел нам вслед, когда Гай тронулся с места. Я помахал на прощанье рукой. Молодой человек был слишком горд, чтобы ответить. Мы двинулись дальше, в Специю.

– Такие юноши в Италии далеко пойдут, – сказал я Гаю.