Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

Поэтому он добавил:

– Дочка, сейчас давай просто постараемся быть хорошими друг для друга и любить друг друга (он четко выговорил слово «любить», хотя действие абсента заставило приложить к этому достаточно много усилий). А как только мы доберемся до пункта назначения, я с головой уйду в работу, как обычно это и делаю.

– Прекрасно, – улыбнулась она. – Я не сделала ничего плохого, рассказав тебе, что выдумываю истории?

– Нет, – солгал он. – Это чудесные истории. – Тут он не кривил душой.

– Могу я рассказать еще одну? – спросила она.

– Конечно. – Теперь он сожалел, что они взяли абсент, хотя этот напиток любил чуть ли не больше всех. Но практически все плохое, случавшееся с ним, происходило после того, как он выпивал абсент: то есть вина лежала исключительно на нем. Он понимал, что она знает: что-то не так, и изо всех сил боролся с собой, чтобы не сделать ничего плохого.

– Я ничего не буду говорить, если ты посчитаешь нужным.

– Пожалуйста, говори. За тебя.

– За нас.

Второй стаканчик пошел даже лучше первого, потому что вкусовые рецепторы утратили чувствительность к горечи полыни, поэтому даже без добавления сахара напиток стал казаться менее горьким и даже стал нравиться еще больше.

– Он такой странный и удивительный. Но пока все, что он сделал, так это подвел нас к границе непонимания, – указала девушка.

– Я знаю, – кивнул он. – Давай прорываться вместе.

– Ты подумал, что я слишком честолюбива?

– Насчет историй – это нормально.

– Нет. Для тебя – нет. Я не могла бы любить тебя так сильно, как люблю, если б не чувствовала, когда ты расстроен.

– Я не расстроен, – солгал он. – И не собираюсь расстраиваться. Давай поговорим о чем-нибудь еще.

– Будет прекрасно, когда мы уедем отсюда и ты сможешь работать.

Она очень уж настырная, подумал он. Или на нее так подействовал абсент? Поэтому ответил:

– Согласен с тобой. Но тебе не будет скучно?

– Разумеется, нет.

– Если уж я работаю, то времени на работу у меня уходит очень много.

– Я тоже буду работать.

– Это будет забавно, – улыбнулся он. – Как мистер и миссис Браунинг. Правда, я эту пьесу не видел.

– Роджер, обязательно над этим шутить?

– Не знаю. – Теперь возьми себя в руки, сказал он себе. Теперь самое время взять себя в руки. Теперь будь хорошим. – Я всегда шучу. Думаю, это будет прекрасно. Конечно, тебе лучше работать, когда я буду писать.

– Ты сможешь выкраивать время, чтобы прочитать написанное мною?

– Конечно. С удовольствием.

– Правда?

– Да. Разумеется. Буду счастлив. Правда.

– Когда пьешь абсент, появляется ощущение, что ты можешь все, – продолжила девушка. – Я ужасно рада, что никогда не пила его раньше. Ты не станешь возражать, если мы поговорим о писательстве, Роджер?

– Черт, нет.

– Почему ты сказал: «Черт, нет»?

– Не знаю, – ответил он. – Давай поговорим о писательстве. Правда. Я этого хочу. Так что там насчет писательства?

– От твоих слов у меня складывается ощущение, будто я дура. Нет нужды рассматривать меня как равную себе или партнера. Я только хотела сказать, что с удовольствием поговорила бы об этом, если и у тебя есть желание поговорить.

Девушка начала плакать, не опуская головы и глядя на него. Она не отворачивалась и плакала тихо. Просто смотрела на него, и слезы текли по щекам, и губы припухли, но не искривились.

– Пожалуйста, дочка, – попросил он. – Пожалуйста. Давай поговорим об этом или о чем-то другом, и я буду доброжелательным.

Она прикусила губу, потом ответила:

– Наверное, я хотела, чтобы мы стали партнерами, хотя сказала противоположное этому.

Это ее фантазия, подумал Роджер, и почему, черт побери, нет? С какой стати ты решил обидеть ее, ублюдок? Становись наконец хорошим парнем.

– Видишь ли, я бы хотела, чтобы ты любил меня не только за то, какая я в постели, но и за то, что у меня в голове, чтобы тебе нравилось говорить со мной о том, что интересует нас обоих.

– Мы поговорим, – кивнул он. – Мы поговорим прямо сейчас. Бретхен, дочка, что ты хочешь узнать о писательстве, моя ненаглядная?

– Я хотела сказать тебе, что от абсента у меня возникают те же ощущения, как в момент, когда я собираюсь начать писать. Будто мне все под силу и писать я смогу удивительно. Потом я пишу, и это оказывается скучным. Чем правдивее я пытаюсь писать, тем скучнее выходит. И если я придумываю что-то, это выглядит глупо.

– Поцелуй меня.

– Здесь?

– Да. – Он наклонился через столик, и они поцеловались. – Ты невероятно красива, когда плачешь.