Чарльз Сноу - Лакировка

— Говорит доктор Перримен.

— Я слушаю.

— Леди Эшбрук разрешила мне сообщить вам… — Напряжение в голосе не исчезло.

Хамфри приготовился к худшему.

— Да?

— Все в порядке. У нее ничего не нашли. Никаких признаков.

— Господи боже ты мой! — Секунду Хамфри не ощущал ничего, кроме изумления. — Замечательно! — сказал он, испытывая чисто физическое облегчение. — Должен признаться, я не ждал. А вы?

— В таких случаях заранее ничего сказать нельзя, — произнес доктор невыразительно и бесстрастно. Казалось, он старательно подавляет всякий намек на возбуждение, но Хамфри пожалел, что не видит его лица.

Хамфри принес ему свои поздравления. Перримен сказал, что никакой его заслуги тут нет. Хамфри спросил, как она сейчас. Насколько ему известно, сказал Перримен, она сейчас одна и, разумеется, Хамфри может к ней зайти.

Но Хамфри вышел из дома не сразу. Сначала он позвонил Кейт в больницу. Нет, она еще ничего не слышала, но ее реакция была гораздо более непосредственной, чем его собственная.

— Господи, я так рада! Как хорошо!

Когда Кейт бывает счастлива, подумал Хамфри, она бывает счастлива от подошв до макушки, И когда несчастна — возможно, тоже. Она сказала, что сейчас же пошлет цветы, и велела, чтобы он тоже обязательно принес цветы. Когда она счастлива, продолжил он свою первую мысль, то начинает всем руководить. Но он послушно заглянул на Элизабет-стрит, купил внушительный букет из пионов и люпинов и отправился с ним к леди Эшбрук.

Дверь на этот раз открыла Мария, приходящая прислуга, — маленькая, крепкая, ясноглазая, улыбчивая. Она пыталась говорить по-английски, но запас слов у нее был невелик. Ее лицо светилось радостью. Хамфри медленно заговорил с ней по-португальски. Этим языком он владел плохо, но все-таки лучше, чем она английским. Да, леди чувствует себя хорошо. Ничего плохого. Ее ничего не беспокоит. Все тревоги кончились, забыты. День прекрасный, словно солнце в небе. Хамфри подумал, что Мария охотно дала бы волю красноречию, если бы не разделявший их языковой барьер. Казалось бы, леди Эшбрук не могла быть приятной хозяйкой, но Марии она как будто нравилась.

В гостиной леди Эшбрук сидела в своем обычном кресле, как всегда, выпрямив спину.

— А, Хамфри! — сказала она. — Ну стоило ли брать на себя труд и приходить?

Он подошел к ней и поцеловал ее в щеку.

— Неужели вы думаете, что я мог бы не прийти? Подобные вещи не каждый лень случаются, правда? — Да, пожалуй, — сказала она, полностью владея собой и не проявляя ни малейшей радости. Она оглядывала букет. — Спасибо, мой милый. Но скажите Марии, чтобы она ими занялась. Мне уже прислали довольно много цветов.

Она говорила так, словно цветы в этом случае были совершенно неуместны, так, словно была к ним равнодушна.

— Садитесь же, Хамфри. Извините, что я не встала. Но, честно говоря, меня все это… немножко утомило.

— Других на вашем месте это не просто утомило бы.

— Неужели? — сказала она с легким намеком на холодный интерес. — Насколько я понимаю, так рано вы не пьете?

Хамфри решил, что этот вопрос требует утвердительного ответа.

С той же холодностью она попросила его об одолжении. Она очень не любит звонить на континент. Не затруднит ли его сообщить Лоузби? «Я думаю, это может его немного обрадовать». Виделся ли Хамфри последнее время с Полем и Селией? Несомненно, им кто-то сообщил.

— Если вы спросите Марию, она вам скажет, что часть цветов прислали они. — Слова эти были словно подчеркнуты двумя чертами. — Должна признать, очень мило с их стороны, очень предупредительно.

Наступило молчание. Она как будто задумалась, Потом улыбнулась — жестко, саркастически, но доверительно.

— Хамфри, — сказала она, — пожалуй, дело приняло не самый плохой оборот.

Он никак не ожидал от нее таких слов — в подобных обстоятельствах, впрочем, они показались бы ему странными, кто бы их ни произнес. Но для нее это было почти проявлением чувства. Почему-то они казались эмоционально насыщенными, передавали ощущение крайней усталости, почти равнодушного облегчения и в то же время такой невероятной радости, что она делала вид, будто ничего подобного не испытывает, лишь бы не искушать судьбу. Спохватившись, она приказала:

— Передайте всем, что я не хочу, чтобы вокруг этого что-то устраивалось. Во всем, что касается меня, они могут вернуться к обычной жизни.

Для нее вернуться к обычной жизни значило с одобрением заговорить о недавнем приезде Лоузби.