Чарльз Сноу - Лакировка

В задней комнате полицейского участка все велось в тоне безупречной вежливости. Тут ближайшие сотрудники Брайерса совещались в первый день, приступая к следствию, и много раз потом. Теперь здесь задавались вопросы, а вернее, как сказал бы не слишком тактичный посторонний наблюдатель, шел допрос. По одну сторону стола сидели сам Брайерс и инспектор Флэмсон, по другую — доктор Перримен.

Постороннему наблюдателю было бы нелегко решить, кто берет верх. Да и не постороннему — тоже. Перримена привезли в участок в половине шестого вечера, а за столом они сидели с шести. Арестован он не был, поскольку, как и сказал Брайерс в разговоре с Хамфри, у них недоставало улик, чтобы предъявить ему обвинение. Двоих оперативников послали домой к доктору с мягкой просьбой — необходимо кое-что выяснить. Да, пожалуй, ему лучше захватить чемодан: это может потребовать некоторого времени. Ездивший за ним сержант доложил, что Перримен вроде был готов к чему-то подобному. Его движения были осторожными и неторопливыми, точно он берег дыхание. Один раз он попробовал пошутить. У него много пациентов в Белгрейвии, сказал он, а вот ночь там ему предстоит провести впервые. Полицейские не видели никакой разницы между Блумфилд-террас и Белгрейвией и на шутку не откликнулись.

Брайерс слушал. Ничего нового эта манера Перримена ему не сказала: доктор был хладнокровен, самоуверен и умел держать себя в руках. Как и многие другие, попадавшие в подобное положение. Это говорило не о виновности или невиновности, а только о характере. Брайерсу доводилось допрашивать ни в чем не повинных людей, которые при первом намеке на подозрение принимали вызывающий тон. Так произошло и с ним, когда однажды допрашивали его самого. Если он когда-нибудь и верил в расхожие прописи о человеческом поведении, это было очень давно.

Никаких формул не существовало. Сейчас Брайерс об этом не думал, но вообще он нередко предупреждал своих молодых сотрудников, что никаких заранее заданных формул нет. Нахрапистые грубияны вовсе не всегда трусы, скорее уж обратное ближе к истине.

Перримен не потребовал, чтобы ему дали возможность посоветоваться с его адвокатом. Он прекрасно понимал, что у Брайерса в запасе сильная карта: если Перримен не хочет помочь полиции, может быть, он предпочтет помочь налоговому управлению? Сведения о привычке леди Эшбрук оплачивать услуги врача наличными подшиты к делу. Для начала этого было вполне достаточно.

Еще до того, как Брайерс решил взяться за Перримена прямо, он пришел к выводу, что тот оценивает положение примерно так же, как он сам. Для проверки он начал с раздумчивых вопросов об образе жизни леди Эшбрук.

— Видите ли, нас это очень интересует, — сказал Брайерс.

— Но в чем заключается проблема, старший суперинтендент? — сказал Перримен таким же раздумчивым тоном.

— Довольно-таки загадочно, как она умудрялась жить на свои доходы. То есть на те, которые объявляла налоговому управлению.

— Боюсь, подробности мне неизвестны. Очень жалею, что не могу вам помочь.

— Разумеется, если бы вы могли помочь, это было бы очень ценно.

— Но, конечно, вы уже поняли, — лучезарные глаза Перримена смотрели прямо в умные, проницательные глаза Брайерса, — что она жила очень экономно. Как врач я часто повторял ей, что в таком возрасте нельзя жить одной и необходимо найти кого-нибудь.

— Совет был очень разумный. Но тем не менее мы все еще не вполне понимаем, как она сводила концы с концами. Содержание такого дома обходилось недешево, не правда ли? Наверное, и вы так считали.

Тут они деловито обсудили, к какому минимуму могла свести леди Эшбрук расходы по дому. Могло показаться, будто они занимаются теорией научного ведения домашнего хозяйства и увлеченно разрабатывают сбалансированный бюджет. Словно пародировались другие совещания в этой комнате, когда оперативная группа впервые попыталась разобраться в финансовых делах леди Эшбрук.

Флэмсон, до тех пор только записывавший, теперь, не оставляя этого занятия, сменил роль немого статиста на роль со словами. Брайерс задавал ему вопросы и просил Перримена тоже справляться у него, объявив (и это было чистой правдой), что из Флэмсона вышел бы первоклассный делец. А про себя Брайерс, глядя на своего подчиненного, подумал, что делец из него вышел бы лучший, чем сыщик. Вот он сидит, плотный, грузный, с набрякшими веками; соображает очень неплохо, но только любит себя побаловать. Да, соображать он умеет, хотя, возможно, ему не хватает одержимости. И все-таки взять его в группу стоило. В конце-то концов он первый отнесся к завещанию леди Эшбрук с сомнением. Может быть, он и медлителен, но тем не менее напал на верный след.