Никогда не бывает так, чтобы всё было хорошо. Погода установилась ясная, зато во второй половине дня стало жарко, а до заката ещё было далеко. Под нами была вода, и всё же мы чувствовали духоту. Я сидел, прислонившись спиной к перилам, и смотрел на сцену. Время от времени я поглядывал на небо. Над гребнем горы, откуда, как предполагалось, должна была показаться луна, появилась и неподвижно повисла группа лёгких белых тучек. Я почувствовал тревогу, но нигде на небе больше не оставалось ни облачка, и это успокоило меня.
Концерт продолжался. После господина Уэда выступил с танцем господин Имура. Он сплясал «Безоблачное небо». Следующим номером снова следовал фарс, назывался он «Кумир». Эту пьесу я видел весной нынешнего года в театре Конго на Муромати, и она была ещё свежа в моей памяти. Роль мужа в ней исполнял Сэнгоро Мояма, роль жены — Тацудзо Муто, роль свата — Сэйко Танака. Сейчас в роли мужа выступал господин Торудзо Умэхара, жену играла мамаша Ямаути, свата — Сэнгоро Старик Сэнсаку выполнял функции помощника режиссёра. Господин Умэхара был владельцем галантерейного магазина на улице Накагё, он продавал оби. Искусству комедийной игры он обучался уже много лет и почти не уступал профессиональным актёрам. Что касается достопочтенной мамаши Ямаути, то сегодня был её дебют: до сих пор она ни на первых, ни на каких других ролях в фарсах не выступала. Но матрона эта была человеком решительным и на сцене вела себя без всяких признаков смущения. В пьесе «Кумир» жена то и дело обращается к каменному божку с различными просьбами, но тот их не выполняет, и она каждый раз поднимает громкий плач. Но в фарсе плач не должен быть слишком естественным, вместе с тем нельзя оглушать зрителей и истошными воплями. Для новичка это задача трудная, но достопочтенная мадам Ямаути более или менее удачно с ней справилась.
Но в заключительной сцене, когда она должна была под аккомпанемент флейты, позванивая бубенчиком, танцевать священный синтоистский танец «кагура», ей явно не повезло. Мадам сбилась с такта, и всё чуть было не пошло кувырком. Как выяснилось позднее, виноват был во всём Сэнгоро. Дело в том, что на репетициях он сам изображал флейту, насвистывая: «фурю-ри-рю, фурю-ри-ря, фурю-ри-рю». Под эту импровизированную музыку мамаша Ямаути всё время и отплясывала, а под настоящий инструмент она так ни разу и не станцевала. Таким образом, под флейту, на которой аккомпанировал сын Сэнгоро господин Сэнносукэ, во время спектакля ей пришлось плясать экспромтом. Она никак не могла взять в толк, когда же нужно встряхивать бубенцом, и всё больше запутывалась. Она умоляющими глазами смотрела на старика Сэнсаку, выполнявшего роль ассистента режиссёра. Он мог бы прийти ей на выручку, подавая соответствующие знаки, но старик почему-то хранил полный нейтралитет, безучастно взирая на происходящее. Дело шло к полному провалу, но, к счастью, подоспел господин Сэнгоро. Почуяв недоброе, он прибежал из-за кулис, где в это время отдыхал, сыграв свою роль свата. Сэнгоро уселся рядом со стариком Сэнсаку и, отбивая такт рукой, стал насвистывать своё «фурю-ри-рю, фурю-ри-ря, фурю-ри-рю». Благодаря этому мадам Ямаути с грехом пополам завершила наконец свой танец, чему мы все были крайне рады. Справедливости ради следует заметить, что танец «кагура», который на первый взгляд кажется пустяковым, на самом деле довольно трудная штука. В этом мы окончательно убедились, когда смотрели его в исполнении мамаши Ямаути.
После «Кумира» было ещё два номера. Господин Гэмбэй Кавамура выступил со сказками провинции Насу, а господин Хитоморо Кадо — с рассказом «Палка и верёвка». На этом основная программа заканчивалась. Сверх программы своё искусство должны были продемонстрировать старик Сэнсаку в «Молодом монахе» и Сэнгоро в «Боге счастья». Как я уже упоминал, выступали они специально для меня, и оба были великолепны. Восьмидесятилетний старец, считавшийся в своё время королём фарса, участвовал в любительском концерте, причём делал это из уважения к моей персоне! Это была неслыханная для меня честь, я был очень польщён и глубоко тронут. Танец «Молодой монах» старик исполнял не в классическом манере, характерной для танцев в трагедиях Но, а скорее в стиле гротескном. Однако вряд ли кто из дилетантов смог бы это заметить.
«Бог счастья», как утверждали, был коронным номером Сэнгоро. Слова исполнявшейся им песенки, если не считать «Сборника фарсов» в издании «Сюнъёдо», нигде больше не печатались. Между тем они довольно любопытны, и я позволю себе их здесь привести. Начинается песенка словами:
Читать дальше