Александр Федоров - Осенняя паутина

Тайно от своего сослуживца он показал эти стихи супруге.

Та не только не растрогалась и не пленилась ими, но самым неожиданным образом расхохоталась и при этом ещё прибавила:

— Вот это, действительно, подходящие стихи для его дурацкого склепа, особенно две последних строки. Так ему и надо. Как это там написано: «Прохожий, да тебе послужит он примером: не будь скупцом, глупцом, ханжой и лицемером». Вот, вот, в самую цель попал. Молодчина этот, как его... Подвывалов. Молодчина!

И она так и удалилась со смехом, оставив капитана в полном смущении.

Тот позвонил-позвонил в кармане ключиками и решил отговорить приятеля помещать, если не всю эпитафию, то, по крайней мере, две последних строки.

Федор Кузьмич согласился и ответил, что спешить ещё с этим нечего.

— Время терпит.

И действительно время терпело и давало возможность Федору Кузьмичу не только дождаться новой эпитафии, в которой слова «механика старшего» рифмовались с «награжденья монаршего», но и удалось украсить своё монрепо новыми усовершенствованиями в ограждение от сырости и стихий, из-за которых требовался постоянный ремонт. Прилежащий клочок земли украсился также новыми деревцами на место тех, что не пошли.

Хозяин частенько приходил в своё монрепо и один и вместе с капитаном, осматривал каждую веточку, радовался каждому новому листику на деревцах и каждой птичке, которая залетала именно на его территорию, затем отпирал дверцу всегда имевшимся при нем ключом и тщательнейшим образом проверял всякую мелочь.

Частенько, спускаясь вниз, он представлял себе, как будет здесь лежать. Не потому представлял, что он в действительности ждал смерти. Настоящим образом он никак не мог себе вообразить этого и потому не только не чувствовал настоящего страха, а, наоборот, у него по телу разливалось сладостное ощущение покоя и уюта.

Можно сказать, что вполне дома он, бесприютный бродяга, впервые чувствовал себя лишь только здесь. И, вспоминая все, что в осуждение ему говорила капитанша, лукаво подмигивал сам себе косым глазом и улыбался самодовольной старческой улыбкой.

Но вот однажды механик заметил, что у него с правой стороны челюсти, почти под самым ухом, появилась какая-то опухоль, которая все разрасталась и начинала его беспокоить.

Пробовал он и от этой опухоли избавиться при помощи вдовьей мази, но вдовья мазь на этот раз не помогала.

Капитан, обеспокоенный этой шишкой, уговорил приятеля обратиться к доктору.

Вернувшись от доктора, Федор Кузьмич с досадой и недоумением заявил:

— Вот подите ж, Александр Игнатьевич, доктор ведь мне велит немедленно ехать в Швейцарию к какому-то знаменитому оператору Кохеру. Тот, говорит, вам эту штуку вырежет и баста. Как вы думаете, ехать или нет.

— Непременно поезжайте, Федор Кузьмич.

Механик не сразу поддался этому уговору. Больше всего ему было жаль покидать монрепо: он знал, что, как бы мало ни пробыл вдали от своего склепа, будет о нем скучать.

Но тут ещё убедительнее вступилась капитанша.

Её отношение к старому механику как-то вдруг переменилось: из неодобрительного и, в лучшем случае, насмешливого это отношение стало заботливым, почти нежным и трогательным. Она также уговаривала его уехать и делала это так умело и весело, что Федор Кузьмич, окончательно размякший от её ласковой заботливости, собрал в свой старый чемоданчик вещи и пустился в дальний путь — в Швейцарию, к искусному оператору в Берн.

Капитан с супругой проводили его и, как водится, помахали ему на дорогу платками.

Но едва поезд скрылся, капитанша стерла этим же платком слезы и глубоко вздохнула.

Капитан, поражённый такой чувствительностью, с недоумением обратил на неё свой взгляд.

— Ну, что, не видишь, что ли, что твой приятель умирать поехал? — брякнула капитанша с обычной резкостью.

— Как умирать! С чего ты взяла? — пролепетал, бледнея, капитан.

— С чего! С чего! А с того, что у него раковая опухоль. Я и сама это сразу заподозрила, а потом справилась у доктора, к которому он ходил.

— Так, может быть, вырежут, и все тут? Ты же сама говорила, что оператор тот чудеса делает.

— Говорила... говорила, а все-таки не смогут же они смерть у человека вырезать, да ещё у такого старика.

Однако, капитан, и поражённый этим известием, все не хотел верить в её мрачное пророчество. Зачем же в таком случае ей было настаивать, чтобы Федор Кузьмич ехал и умер там, вдали от своего излюбленного монрепо?