Робертсон Дэвис - Пятый персонаж. Мантикора. Мир чудес

– Разум, разум, разум! Ты ведь прекрасно знаешь, Данни: когда мы принимаем важные решения, наш разум дремлет. Бой жаждал обзавестись этим государственным ландо с конными солдатами и каким-то образом умудрился внушить себе дурацкое представление, будто в качестве губернатора он будет чем-то управлять. Но он сразу же понял, что ошибся. Он пробежал план мероприятий на первый месяц своего пребывания в должности и потерял душевное равновесие, узнав, какие места ему придется посещать и что делать. Подарить флаги бойскаутам, присутствовать на открытии дома для престарелых, съесть добрую сотню официальных обедов с целью сбора пожертвований для борьбы с болезнями, о которых он и слышать не хотел. И улизнуть у него не было никакой возможности. Секретарь сообщил, что выбора у него нет. Должность требовала его участия во всех этих мероприятиях, и он не мог не выполнить своих обязательств. Но больше всего он был раздосадован другим.

Такую должность не получишь за два-три дня, и ему о грядущем назначении стало известно за несколько недель. В это время у него образовались какие-то дела в Лондоне, и, находясь там, он счел, что неплохо бы позаботиться о парадной форме. Так он сказал сам, но я-то – такой же волк, как и он, – знал, как ему, вероятно, не терпелось побольше разузнать обо всей этой государственной мишуре. И вот – к «Иду и Равенскрофту», денег не жалеть и чтобы заказ был выполнен в лучшем виде. Оказалось, что у них есть парадная одежда как раз такая, как ему нужно. Он ее примерил, чтобы посмотреть, каким будет общее впечатление. И хотя было совершенно очевидно, что все это сшито на человека комплекции помельче, впечатление было ужасающим. «Внезапно я перестал быть похож на себя, – сказал он. – Я оказался стариком. Не дряхлым, не жирным, не отталкивающим, но все же, несомненно, стариком».

Он ожидал от меня сочувствия, но волк никогда не должен обращаться за сочувствием к волку. «Вы и есть старик, – сказал я ему. – Очень красивый и хорошо сохранившийся, но все равно никто не примет вас за молодого». – «Да, – ответил он. – Но все же не такой, каким кажусь в этом мундире. Не представительская фигура. Я попытался надеть фуражку чуть набок – посмотреть, не поможет ли, но тут присутствовавший при этом человек с портновским метром на шее сказал: „Нет-нет, сэр, так нельзя“ – и поправил ее, чтобы сидела прямо. И тут я понял, что теперь всегда рядом со мной будет человек, который станет поправлять на мне фуражку, а я буду лишь бесплатным приложением к этой форме».

Пробыв семь лет своей жизни хитроумной начинкой Абдуллы, я смотрел на ситуацию, в которой оказался Стонтон, совсем не так, как он. Конечно же, Абдулла был надувательством. Он был создан, чтобы морочить Простофиль. Но губернатор не имеет права опуститься до уровня Абдуллы. Губернатор – воплощение всего корректного, честного, предсказуемого. Простофили получили его, и теперь он должен выполнять их желания.

«Я потерял свободу выбора», – сказал он и, кажется, ждал, что я в ужасе всплесну руками. Но я этого не сделал. Я получал удовольствие. Для тебя, Данни, Бой Стонтон был старой историей, а для меня – новой, и я тоже по-своему вел свою волчью игру. Я не забыл уроки миссис Константинеску и знал, что ему нужно выговориться, а я был готов слушать. Я помнил совет старой Зингары: «Баюкай их». И я принялся баюкать его.

«Я вижу, вы оказались в ситуации, в которую никогда бы не попали, действуй вы с открытыми глазами. Но выход есть из любого положения. Неужели вы не видите никакого выхода?»

«Даже если я и найду выход, то вы только представьте, что произойдет, если я вдруг откланяюсь», – сказал он.

«Наверно, будете продолжать жить так, как жили до сих пор, – отозвался я. – На вас обрушится град критики, потому что вы отказались от должности, которую вам даровала Корона. Но, осмелюсь сказать, такое уже случалось».

Клянусь, делая это замечание, я не имел в виду ничего конкретного. Но он, услышав это, оживился. Он посмотрел на меня так, словно я сказал что-то необыкновенно ценное. Потом он сказал: «Но он-то относился к этому по-другому. Он был моложе».

«Вы это о чем?» – спросил я.

Он как-то странно посмотрел на меня:

«Я говорю о принце Уэльском. Вы же знаете, он был моим другом. Хотя нет, не знаете. Но много лет назад, когда он приезжал в Канаду, я был его помощником, и он оказал на меня очень сильное влияние. Я многому у него научился. Понимаете, он был необыкновенный. Это был поистине удивительный человек – что он и продемонстрировал при отречении. Какое нужно было иметь мужество!..»