Жорж Санд - Ночные видения в деревнях

У крестьян все это повторяется так часто, что становится как бы постоянным законом их организации. Они пугаются не так, как мы. Если нам во время кошмара или в бреду горячки грезятся странные видения, то для нас крайняя степень ужаса заключается в том, что мы теряем рассудок. Чем яснее в нас сознание, что все это происходит во сне, тем более стараемся мы убедить себя, что не можем избавиться от этого положения единственно силой воли. Были примеры, что люди теряли рассудок от одного только страха потерять его. Крестьяне не знают подобных мучений. Они убеждены, что видят действительные предметы, и пугаются до смерти. Но так как им и в голову не приходит усомниться в том, что они в полном уме, то обман чувств для них вовсе не так опасен, как для нас. Однако же, обман чувств не составляет единственной причины, по которой я допускаю, до известной степени, ночные видения. Я думаю, что есть тысячи мелких ночных явлений: взрывы и воспламенения газов, сгущение паров, подземный гул, небесные призраки, маленькие аэролиты, аберрации, быть может, даже у животных. Есть тысячи таинственных тонкостей или нечаянных замешательств в обычном действии природы, которые ученые примечают случайно, на которые крестьяне, находясь в беспрестанном столкновении со стихиями, беспрестанно указывают, но не могут объяснить их.

Что вы думаете, например, о веровании в волчьих вожатых ? Поверье это существует, кажется, во всех странах и распространено по всей Франции. Это последний след верования в оборотней. В Берри, где сказки, рассказываемые нашим внукам, уже не так чудесны и ужасны, как те, которые нам рассказывались нашими бабушками, я не припомню, чтобы мне кто-нибудь говорил о древнем или средневековом волко-человеке. Однако же, там употребляют ещё слово garou, означающее именно волко-человека, но истинный смысл этого слова уже утрачен. Волчьи вожатые (meneurs de loups) — это уже не предводители шайки колдунов, обращавшихся в волков и пожиравших детей: теперь это люди учёные, таинственные, старые дровосеки или, наконец, хитрые смотрители за дичиной, обладающие тайной очаровывать, покорять, приучать к себе и управлять настоящими волками. Я знаю многих людей, которые встречали при первых лучах месяца, на перекрестке четырех дорог такого-то , шедшего скорыми шагами, сопровождаемого более нежели тридцатью волками (в легенде всегда более тридцати и никогда менее). Однажды ночью два человека (сами мне это рассказывавшие) увидали в лесу стадо волков и, испугавшись такой встречи, влезли на дерево, откуда видели, как звери остановились перед хижиной дровосека, которого все считали колдуном. Волки окружили хижину и подняли жуткий вой. Дровосек вышел к ним, поговорил с ними, прошелся между ними, и они рассеялись, не причинив ему ни малейшего вреда. Это рассказывали мне крестьяне, но другие два человека, богатые, получившие порядочное воспитание, люди здравомыслящие и смышленые в делах, жившие недалеко от леса, в котором часто охотились, клялись мне честью, что раз они увидали, как старый лесничий остановился на перекрестке и стал делать какие-то странные движения. Они спрятались, чтобы посмотреть, что будет, и увидали, как прибежали тринадцать волков, из которых самый большой подошел к лесничему и стал к нему ласкаться. Лесничий свистнул другим, как свищут собакам, когда сзывают их, и удалился с ними в чащу. Свидетели этой странной сцены не посмели последовать за ним и удалились в страхе и изумлении. Были ли они жертвами обмана чувств? Когда обман чувств (галлюцинация) овладевает разом несколькими лицами (а это, как доказано, часто случается), то он принимает характер необъяснимый; такая галлюцинация называется заразительной. Но к чему знать название, когда не знаешь причины? Каким образом известное расположение нервов и известное состояние кровообращения, которые принимаются за причину слышания или видения фантастических предметов, могут быть одновременны в нескольких собравшихся вместе лицах? Этого я не постигаю.

Но почему не допустить, что человек, который живет среди лесов, который может во всякое время дня и ночи подмечать и наблюдать за нравами диких зверей, мог открыть, случайно или вследствие врожденной способности наведения, средство покорять их и заставлять полюбить себя? Этого мало: почему бы не допустить, что в нем есть известного рода магнетизм, сродный некоторым породам зверей? Мы ведь видели же искусных укротителей диких зверей в клетках; еще одно усилие, и можно допустить господство некоторых людей над дикими зверями, живущими на воле.