Бранимир Чосич - Скошенное поле

— И каждый, кто сейчас же не вернется на свое место, будет уволен, уволен без выходного пособия. — Распопович положил часы в карман. — А вас, Пе́трович, прошу немедленно покинуть помещение редакции. Байкича тоже.

— Да что вы говорите?! Не собирается ли случайно господин директор позвать полицию?

— Если через пять минут…

— У вас все делается в пять минут!

— Я позову полицию.

— Номер телефона триста пятнадцать!

— Вы думаете, что поступаете очень умно!

— Не знаю, во всяком случае справедливо.

— Справедливо! По отношению к кому? — И Распопович неожиданно расхохотался. — По отношению к тем, кто останется без места и без вознаграждения? Пусть будет по-вашему!

— Подлец!

— Но остаются в силе судебная ответственность и убытки, причиненные газете. А теперь, господа, спокойной ночи!

Распопович повернулся и твердой походкой направился к выходу.

— Господин директор! — послышался робкий голос.

Распопович остановился.

— Дайте нам возможность работать, — продолжал тот же голос.

— Желает еще кто-нибудь работать?

— Я.

— Я.

— И я.

Голоса становились все увереннее.

— Мне чрезвычайно жаль, господин Пе́трович. Вы видите, что я принужден воспользоваться вашим советом. Номер триста пятнадцать, правильно ли я запомнил?

Распопович хотел уже вернуться, но его остановили раздавшиеся в коридоре голоса. Женские и мужские веселые голоса, — кто-то мог смеяться в такую минуту. Байкич все это время стоял неподвижно у двери. Смех ударил по нему плетью. Он обернулся. В голове была только одна мысль: сделать все, чтобы Андрей не слышал смеха. По лестнице поднимались госпожа Марина, Кока и Бурмаз, а впереди шел Миле Майсторович. Кровь бросилась в голову Байкича, у него потемнело в глазах.

— Уйдите отсюда! И прекратите смех!

От неожиданности Миле остановился. Дамы перестали смеяться. Миле, ничего не поняв, захохотал еще громче. Бурмаз вспыхнул.

— Что вам здесь надо?

— Назад!

— Mais il est fou! [41] Но он с ума сошел! (фр.) — воскликнула Марина. — Защитите нас ради бога!

Миле продолжал бессмысленно хихикать. Все это длилось какие-то секунды. Прежде чем Бурмаз успел подойти к Байкичу, тот выхватил револьвер. Он был так взволнован, кровь так стучала в ушах, что он почти не слышал выстрела. Ясно было одно: смех должен прекратиться…

Когда Байкич пришел в себя, с ним уже справились. Он лежал на полу, прижатый множеством рук. Из носа и изо рта текла кровь. Он чувствовал ее соленый вкус, чувствовал, как все его лицо заливается кровью, но не мог вытереть ее. Чей-то голос слышался с противоположного конца комнаты:

— Положите Бурмаза сюда. Пустяки. Царапина. Через три дня будет на ногах. И помогите дамам.

Другой голос спросил:

— Где револьвер?

Это был голос Миле. Байкич стиснул зубы: промахнулся!

Он попытался высвободиться. Но кто-то ударил его с такой силой, что он потерял сознание. И не слышал, как Кока взвизгнула:

— Но и Миле тоже, и Миле тоже в крови!

Бурек — слоеный пирог.

Газда — уважительное обращение к людям торгового или ремесленного сословия; букв.: хозяин.

Задруга — патриархальная семейная община.

Каймак — род сыра.

Кафана — кофейня, трактир, кафе, закусочная.

Опанки — крестьянская обувь из сыромятной кожи.

Пара — мелкая разменная монета.

Ракия — фруктовая водка.

Скупщина — парламент.

Слава — праздник святого покровителя семьи у православных сербов.

Старший жупан — глава областного управления.

Чевапчичи — молотое мясо, жаренное в виде котлет на мангале и сильно сдобренное перцем.

Шайкача — головной армейский убор, напоминающий пилотку.

Статья видного современного югославского критика и литературоведа Ели Финци является предисловием к югославскому изданию настоящего романа.

Светолик Ранкович (1863—1899) — крупный сербский реалист; Милутин Ускокович (1884—1915) — видный сербский писатель; Момчило Милошевич (1889—1975) — сербский литературный и театральный деятель. (Примеч. ред.)

Милан Богданович (1892—1964) — один из наиболее известных современных югославских критиков и литературоведов. (Примеч. ред.)

Марко Ристич (р. 1902) — известный югославский критик. (Примеч. ред.)