Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 2 [litres]

13 мая. Четверг.В понедельник приехал к нам в Симеиз сын мой, только что возвратившийся с Кавказа, а вчера утром он уже отправился на пароходе в Севастополь. Сегодня посетил нас новый губернатор Всеволожский, которого мы знавали еще юношей в Тифлисе. Объезжая Южный берег, он заехал в Симеиз, отобедал у нас и уехал обратно в Ялту.

В среду приехал в Орианду великий князь Константин Николаевич, проживший всю зиму в Париже.

14 мая. Пятница.Ездил в Ялту и оттуда в Орианду к великому князю Константину Николаевичу. Он показался мне более спокойным, чем был в прошлом году, как будто примирился со своим положением; доволен своим пребыванием в Париже; намерен и впредь проводить там зимы, пока обстоятельства не изменятся, а в Крым приезжать на летнее время. Он говорит, что в Петербурге жить без определенного дела ему невозможно, в чем, конечно, я вполне с ним согласен. Великий князь уже гласно заявляет о своей незаконной семье, которая была всё время при нем за границей;

даже при выходе на берег в Ялте он был со своею «дамой», к общему скандалу всей ялтинской публики.

Я провел у него часа два, и время это пролетело незаметно, так много было о чем нам обменяться мыслями. Впрочем, мне пришлось больше слушать, чем говорить.

На возвратном пути заехал я к графине Тизенгаузен и племяннице ее Нине Карловне Пиллар, приехавшим на днях из Петербурга в Крым.

18 мая. Вторник.Сегодня посетил меня великий князь Константин Николаевич с господином Голенко, управляющим его имениями.

21 мая. Пятница.Ездил в Орианду поздравить именинника, великого князя Константина Николаевича, который пригласил меня отобедать запросто в сюртуке. Я нашел там довольно большое общество: из Петербурга приехали к этому дню адмирал Попов и Кази; из Севастополя генералы Аллер – корпусной командир, и барон Корф – начальник дивизии, адмирал Никонов и полковник Авинов; из Ялты приглашены были адмирал граф Путятин, барон Врангель (городской голова), Зафиропуло (исправник). Обедали под большим навесом.

Хозяин был очень любезен, разговор шел без малейшего стеснения, а по окончании обеда великий князь предложил мне зайти к нему в занимаемый им скромный домик. Он прочел мне полученные с адмиралом Поповым весьма любопытные письма Головнина и Сольского, которые откровенно сообщают великому князю современные сведения из петербургской официальной сферы. Его высочество пополнил эти известия некоторыми своими рассказами.

Вот, между прочим, эпизод, слышанный им от княгини Юрьевской, из последних часов жизни покойного государя. По ее словам, государь перед самым выездом своим 1 марта к разводу, подписал будто бы указ (?) о тех мерах, которые были предположены тогда особою комиссией под председательством наследника цесаревича (нынешнего государя) по мысли генерала Лорис-Меликова. Совсем уже одетый, в мундире лейб-гвардии Саперного батальона, государь вошел к ней, княгине Юрьевской, держа в руках бумагу, и сказал ей: «Вот важный шаг для будущности России; этот акт будет завтра опубликован».

Затем он приказал камердинеру передать эту бумагу графу Лорис-Меликову, ожидавшему ее внизу в сенях дворца. Означенный акт (формального значения которого она не могла точно определить) был в тот же день отослан графом Лорис-Меликовым в редакцию «Правительственного Вестника» для напечатания.

Однако же после разразившейся вслед за тем катастрофы Лорис-Меликов счел нелишним вечером отправиться в Аничков дворец и спросить приказания нового императора, не следует ли остановить опубликование указа. Молодой государь приказал печатать, сказав, что эта последняя воля покойного императора должна быть приведена в исполнение. Но в два часа ночи, к удивлению Лорис-Меликова, получил он из Аничкова дворца повеление приостановить печатание, а затем решено было подвергнуть предположенные и уже утвержденные покойным государем важные меры новому обсуждению.

Таков рассказ княгини Юрьевской; великий князь сомневается в том, что покойным государем был уже подписан указ , и полагает, что в «Правительственном Вестнике» на первый раз имелось в виду напечатать только нечто вроде официальной статьи или объявления о предположенных мерах. Однако же княгиня Юрьевская положительно утверждает, что видела своими глазами на показанной ей покойным государем бумаге его подпись чернилами. Очень может быть, что княгиня Юрьевская действительно видела подпись государя, но не под указом или манифестом, а под резолюцией сверху доклада. Впрочем, сомнение это мог бы разъяснить граф Лорис-Меликов.