Джон Голсуорси - Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 13

Но из моего правдивого рассказа не извлечешь никакой морали. Может быть, заключается она только в том, что ритму жизни и смерти нет никакого дела ни до кого из нас!

УЛЫБКА

Перед концом рабочего дня судья Белливер спокойно сидел в кресле у себя в кабинете и теребил большим и указательным пальцами свои все еще темные брови. Он имел обыкновение просиживать здесь минут десять, обдумывая слушавшееся дело, а потом выбрасывал его из головы и до послеобеденного времени больше к нему не возвращался. Другая его рука, худая, заросшая темными волосами, без всякой видимой надобности разглаживала на коленях серые брюки. На его выразительном, но некрасивом лице шестидесятипятилетнего мужчины сейчас, как и в течение последних шести часов, все еще нельзя было прочесть никаких человеческих чувств. Вследствие большого скопления бракоразводных дел он всю неделю расторгал браки — занятие хоть и не совсем по его части, но для разнообразия даже приятно. Однако сегодня его все время что-то раздражало, словно он никак не мог вытащить изо рта застрявший там волос. Он только что вынес decree nisi [33] по делу, в котором адвокат ходатайствовал, чтобы ответчице, несмотря на ее вину, было разрешено оставить у себя рожденного в браке ребенка. В своем заключении судья Белливер подчеркнул, что разговоры о соблазне и возложение вины на соответчика не имеют никаких оснований: ответчица — замужняя женщина, которая нарушила свой брачный обет, и потому он без колебаний следует установленному порядку, вверяя ребенка попечению невиновной стороны.

Он не сомневался в справедливости своего заключения, и все же ему было не по себе, потому что он никак не мог определить, откуда исходило смутное чувство досады. Перед его умственным взором вновь прошли фигуры разводившихся: истец — холодный, безупречно одетый; ответчица — стройная, хорошенькая блондинка лет двадцати шести, сидевшая возле высокой, одетой в черное, полной, цветущей женщины, — очевидно, это была ее мать.

Судья сердито встал, вынул из ящика щетку и стал приглаживать свои седые волосы.

А, вот оно что! Наконец-то он нащупал мешавший ему волос. Когда он выносил приговор, кто-то улыбался, как бы выражая этим свое презрение к суду. Но кто же это был? И где? На галерее? Среди членов суда? На скамье адвокатуры? Нет! Ага, вспомнил! Улыбалась та женщина с цветущим лицом, мать ответчицы. Едва ли подходящий момент для того, чтобы мать… В его воображении снова появилась улыбка на полных губах, в голубых с поволокою глазах; в улыбке этой была какая-то непонятная напряженная мысль, что-то похожее на угрожающую насмешку… В общем, дьявольская наглость! Если бы он увидел ее еще раз, он велел бы очистить зал суда от… от… гм!

Судья Белливер вымыл лицо и руки, словно стирая с них какую-то грязь. Затем взял свой цилиндр, сказал несколько слов служителю и покинул здание суда. Погода была хорошая, и, сделав знак шоферу, он отослал свою машину.

Когда он выходил с Линкольнз-Инн-Филдз на Лонг-Эйкр, мимо него очень медленно проехал закрытый автомобиль. Судья Белливер поднял голову. В окне автомобиля он увидел голову дамы в большой черной шляпе. Автомобиль двигался так медленно, что ее цветущее лицо и голубые с поволокою глаза целых полминуты были обращены к нему, а на лице застыла та самая улыбка. Казалось, будто эта женщина с издевкой меряет его глазами сверху донизу, изучает от подметок до верхушки цилиндра; встретившись с его сердитыми глазами, вонзается, впивается в них с какой-то дьявольской жестокостью, раздражая и ошарашивая его до такой степени, что он не может отвести от нее взгляда. Говорят, взгляды мужчин иной раз срывают с женщин одежду; улыбка этой женщины срывала с судьи Белливера не то чтобы одежду — она лишала его уверенности в себе, чувства собственного достоинства, чуть ли не самообладания. Ему было стыдно остановиться, повернуть назад или перейти через дорогу. Он просто шел вперед, мучительно покраснев, и все время видел, что женщина чрезвычайно довольна достигнутым результатом. Потом автомобиль вдруг набрал скорость, и представитель правосудия, оставшись один, произнес неприличное слово.

Что все это значит? Он ломал себе голову, пытаясь вспомнить фамилию этой женщины, — она упоминалась на суде. Что-то вроде Мак… Мак… Нет, фамилия ему совершенно незнакома. Да и лицо ее — нет… разве только… нет, оно ему тоже совершенно незнакомо!

Он произнес нецензурное слово и, собрав всю выработанную в нем жизнью силу воли, стал думать о другом. Но отвлекся только до некоторой степени.