Фрэнсис Фицджеральд - Отпущение грехов

Свисток! Йельцы, словно расколдованные, плавной волной покатились вперед, и через долю секунды — звук удара по мячу. Тут же все на поле пришло в движение, замельтешили фигурки, а зрители, заполнившие «Чашу», напряженно подались вперед, будто их прошил мощный заряд электрического тока.

Только бы йельцы не забили нам сразу.

Нет, Тэтнел ловит мяч, отбегает ярдов на десять, попадает в кольцо соперников, и его сминают. Спирс прорывается по центру, надеясь заработать три очка. Короткий пас, Сэмпсон удачно перебрасывает мяч Тэтнелу, но результата нет. Мяч, выбитый Харланом, попадает к Деверо, но того дружно заваливают около сорокаярдовой линии йельцев.

Что ж, посмотрим, на что претендуют они.

Сразу стало ясно — на многое. Перемещаясь по диагонали и обмениваясь короткими пасами в центре, они протащили мяч на пятьдесят четыре ярда, до шестиярдовой линии принстонцев, там выронили, и его перехватил Ред Хопмен. Мяч взвился свечой один раз, другой, йельцы снова бросились в атаку, прошли полполя в четыре быстрых паса, но тут свое слово сказал Долли, перехватил мяч, и натиск был остановлен у пятнадцатиярдовой линии. Но йельцы были свежи и сильны, и с третьим штурмом в линии принстонцев стали появляться бреши. Едва начался второй период, Деверо удалось приземлить мяч за нашей лицевой линией, и когда раздался свисток об окончании первой половины, мяч был у йельцев в зоне нашей десятиярдовой линии. На перерыв команды ушли при счете 7:0 в пользу Йеля.

Они не оставили нам ни малейшего шанса. Наши играли дружно, старались; может быть, это была их лучшая игра за весь год, но этого оказалось мало. Йельцы сами по себе были в ударе, да и фортуна к ним в этот день явно благоволила, и атмосфера в секторе, где сидели самые рьяные наши болельщики, загустела так, что ее можно было резать ножом.

В начале игры Долли выронил мяч, летевший на него сверху, но противнику он не достался; где-то в конце первой половины мяч, сильно посланный ногой, снова выскользнул у него из рук, но он успел подобрать его и, откинув крайнему, вернулся ярдов на двадцать. В перерыве он сказал Роуперу, что с приемом верховых мячей у него просто беда, но переводить его в другую линию не стали. Сам он передавал мяч хорошо, к тому же его присутствие в этой точке поля было важно — провести удачную комбинацию принстонцы могли только на этом участке.

После первого же розыгрыша мяча он немного захромал и старался двигаться как можно меньше, чтобы с трибун ничего не заметили. Но я достаточно хорошо разбираюсь в футболе и видел: он участвовал в каждом розыгрыше, первые шаги делал, как обычно, довольно медленно, а потом — рывок по краю, и почти всегда заставал своего сторожа врасплох. В его зоне ни один дальний пас йельцев не дошел до цели, но под конец третьего периода он опять выронил посланный чьей-то ногой мяч — сначала в каком-то смятении пятился от него, в результате не поймал и выудил его у самой пятиярдовой линии, едва не позволив противнику увеличить счет. Это была уже третья такая ошибка, и я увидел, как Эд Кимбол скинул с себя одеяло и принялся разминаться за линией аута.

Но как раз с этой минуты игра у наших как-то заладилась, появился проблеск надежды. Долли удачно выбил мяч из-за наших ворот, его поймал и понесся по центру к воротам противника Хауэрд Бемент, сменивший после перерыва Уоша Сэмпсона, он протаранил их оборону и пробежал двадцать шесть ярдов, прежде чем был все-таки сбит. Чуть раньше капитан йельцев Таскер повредил колено и ушел с поля, и принстонцы острие атаки перевели в зону, где мучился йельский запасной, между Бином Гайлом и Хопменом, туда с мячом врывался либо Джордж Спирс, либо — чуть реже — Боб Тэтнел. Мы добрались до сорокаярдовой линии йельцев, потеряли мяч, тут же снова им завладели, но кончился третий период. Трибуна принстонцев ожила, всколыхнулась. Впервые за всю игру мы обосновались на их половине поля — это же реальная возможность сравнять счет! Стали что-то взволнованно выкрикивать лидеры наших болельщиков, на трибуне слышались неожиданные выплески звука, в которых там и сям прорывались отдельные голоса, шум набухал, становился хаотичным — атмосфера накалялась.

Я увидел: на поле выбежал Кимбол и сообщил судье о замене; наконец-то сжалились над Долли, подумал я с облегчением, но с поля, посапывая, ушел Боб Тэтнел, и принстонские болельщики, повскакав с мест, наградили его аплодисментами.

Со свистком трибуны окончательно взбеленились, и шум уже не смолкал до конца игры. Временами он словно откатывался куда-то, переходил в скорбное гудение; но потом снова набирал силу, в нем слышались и ветер, и дождь, и гром, он перекатывался в незаметно подступивших сумерках с одной боковины «Чаши» на другую, будто метались в агонии заблудшие души, что нашли временное пристанище в этом куске пространства.