Грайд, которому бодрость и мужество постепенно изменяли, по мере того как они все ближе и ближе подъезжали к дому, был совершенно удручен и запуган мрачным молчанием, окутывавшим этот дом. Заплаканное лицо бедной девушки-служанки, единственного живого существа, которое они увидели, носило следы бессонницы. Не было никого, кто бы их встретил и приветствовал, и они прокрались наверх в гостиную скорее как два грабителя, чем как жених и его друг.
— Можно подумать,— сказал Ральф, невольно говоря тихим и приглушенным голосом,— что здесь похороны, а не свадьба.
— Хи-хи! — хихикнул его приятель.— Какой вы шутник!
— Приходится шутить,— сухо заметил Ральф,— потому что здесь довольно тоскливо и холодно. Приободритесь, сударь, и не будьте похожи на висельника!
— Да, да, я постараюсь,— сказал Грайд.— Но… но… разве вы не думаете, что она сейчас выйдет?
— Полагаю, что она не выйдет, пока не будет принуждена выйти,— ответил Ральф, посмотрев на часы,— а у нее есть еще добрых полчаса. Укротите ваше нетерпение.
— Я… я… постараюсь быть терпеливым,— запинаясь, выговорил Артур.— Ни за что на свете не хотел бы я быть резким с ней. Боже мой, ни за что! Пусть она приходит, когда хочет, когда ей угодно. Мы ее торопить не будем.
Когда Ральф устремил на своего трепещущего друга острый взгляд, показывавший, что он прекрасно понимает причину этой чрезвычайной предупредительности и внимания, на лестнице послышались шаги и в комнату вошел сам Брэй, на цыпочках и предостерегающе подняв руку, словно где-то поблизости лежал больной, которого нельзя беспокоить.
— Тише! — прошептал он.— Вечером ей было очень плохо. Я думал, что сердце ее разобьется; сейчас она одета и горько плачет у себя в комнате; но ей лучше, и она совсем спокойна. Это главное!
— Она готова, не так ли? — спросил Ральф.
— Совсем готова,— ответил отец.
— И нас не задержит слабость, свойственная молодым леди,— обморок или что-нибудь в этом роде? — продолжал Ральф.
— Теперь на нее можно вполне положиться,— заявил Брэй.— Послушайте, пойдемте-ка сюда.
Он увлек Ральфа в дальний конец комнаты и указал на Грайда, который сидел, съежившись в углу, нервно теребя пуговицы фрака и выставляя напоказ лицо, в котором беспокойство заострило и подчеркнуло все, что было в нем гнусного и подлого.
— Посмотрите на этого человека! — выразительно прошептал Брэй.— В конце концов это кажется жестоким.
— Что кажется вам жестоким? — осведомился Ральф с таким тупым видом, как будто и в самом деле его не понял.
— Эта свадьба! —ответил Брэй.— Не спрашивайте — что. Вы знаете не хуже меня.
Ральф пожал плечами, выражая немое порицание раздражению Брэя, поднял брови и сжал губы, как это делают люди, когда у них готов исчерпывающий ответ на какое-нибудь замечание, но они ждут более благоприятного случая, чтобы дать его, или же не считают нужным отвечать тому, кто им возражает.
— Взгляните на него! Разве это не жестоко? — сказал Брэй.
— Нет! — смело ответил Ральф.
— А я говорю, что жестоко! — с чрезвычайным раздражением возразил Брэй.— Это жестоко, клянусь всем, что есть подлого и предательского!
Когда люди готовы совершить какое-нибудь неправедное дело или дать на него свое согласие, им свойственно выражать жалость к жертве и в то же время сознавать, что сами они высокодобродетельны, нравственны и стоят бесконечно выше тех, кто этой жалости не выражает. Таково своеобразное утверждение превосходства веры над делами; и оно весьма утешительно. Нужно отдать справедливость Ральфу: он редко прибегал к такого рода лицемерию, но понимал тех, кто это делал, а потому позволил Брэю несколько раз повторить весьма энергически, что они сообща совершают очень жестокое дело, после чего снова решил вставить словечко.
— Посмотрите, какой это высохший, сморщенный, бессильный старик,— сказал Ральф, когда Брэй, наконец, замолчал.— Будь он помоложе, это было бы жестоко, но в данном случае… Слушайте, мистер Брэй, он скоро умрет и оставит ее богатой молодой вдовой! На этот раз мисс Маделайн считается с вашим выбором, в следующий раз пусть она сама сделает выбор.
— Правда, правда,— отозвался Брэй, грызя ногти и явно чувствуя себя неважно.— Ничего лучшего я не мог для нее сделать, чем посоветовать ей принять это предложение, не правда ли? Я спрашиваю вас, Никльби, как человека, знающего свет, так ли это?
— Конечно,— ответил Ральф.— Вот что я вам скажу, сэр: в округе на пять миль от этого места найдется сотня отцов — зажиточных, добрых, богатых, надежных людей,— которые рады были бы отдать своих дочерей и собственные уши в придачу вот этому самому человеку, хоть он и похож на обезьяну и мумию.
Читать дальше