Чарльз Диккенс - Том 7. Лавка древностей

Тяжелая дверь хлопнула, и Кит невольно вздрогнул. Но человек, сидевший у камина, не произнес ни слова, не оглянулся на стук, будто ничего не слышал. Это был старик, и его седые волосы белели, словно налет на углях, с которых он не сводил взгляда. Старик, полутьма, слабое мерцание умирающего огня, мрачные стены, одиночество, жизнь на исходе — как все это подходило одно к другому! Тление, прах, пепел!

Кит прошептал несколько слов, сам не зная, что говорит. Но страшные глухие стоны не смолкли, покачивание не прекратилось, старик сидел по-прежнему сгорбившись, ничему не внимая, будто в комнате никого не было.

Кит уже протянул руку к щеколде, как вдруг обгоревшее полено рассыпалось на угли, и при яркой вспышке огня ему почудилось что-то знакомое в этой согбенной фигуре. Он снова вернулся на середину комнаты, потом шагнул ближе… еще ближе. Еще один шаг… и вот ему уже видно лицо. Да! Оно изменилось, так изменилось! И все же сомнений быть не может!

— Хозяин,— крикнул Кит, опускаясь перед стариком на колени и беря его за руку.— Добрый мой хозяин! Скажите мне хоть слово!

Старик медленно повернулся к нему и глухо пробормотал:

— Вот еще один! Сколько призраков побывало здесь сегодня!

— Хозяин, я не призрак! Я ваш верный слуга. Ведь вы узнали меня? А мисс Нелл… где… где она?

— И все они говорят об одном и том же! — воскликнул стариц.— Каждый задает тот же самый вопрос… Призрак!

— Где она? — не унимался Кит.— Хозяин, добрый мой хозяин, ответьте мне!

— Она спит… спит, вон там.

— Благодарение богу!

— Да! Благодарение богу! — повторил старик.— Ему ли не знать, как я молился долгими, бесконечно долгими ночами, пока она спала. Тс!.. Зовет?

— Я не слышу.

— Неправда, неправда! Вот опять… И теперь не слышишь?

Он встал со стула и насторожился.

— Не слышишь? — Торжествующая улыбка скользнула у него по губам.— А я… я-то знаю этот голос! Тише! Тише!

Предостерегающе подняв руку, он тихонько прошел в соседнюю комнату, побыл там несколько минут, приговаривал что-то тихим, ласковым голосом, и вернулся назад с лампой.

— Верно! Спит! А мне почудилось, будто зовет… но, может, это она во сне? Знаете, сударь, сколько раз, бывало, сидишь около ее кровати и видишь — шевелит губами. Слов не слышно, но я и так знаю — она говорит обо мне. Я побоялся, как бы свет не разбудил ее, и принес лампу сюда.

Старик пробормотал все это, обращаясь больше к самому себе, поставил лампу на стол, тут же взял ее и поднес к самому лицу Кита, точно вспомнив о чем-то или повинуясь внезапно вспыхнувшему чувству любопытства. Потом, видимо забыв о своих намерениях, отвернулся и снова поставил лампу на прежнее место.

— Она спит крепко,— продолжал он.— И не удивительно! Ангелы устлали всю землю снегом, чтобы самые легкие шаги стали еще легче. Птицы и те улетели, чтобы не потревожить ее сна. А знаете, сударь, ведь она кормила их! Других они боялись, и ни стужа, ни голод не могли побороть этот страх… других боялись, а ее никогда!

Он снова умолк и, затаив дыхание, слушал долго, долго. Потом открыл старинный сундучок, вынул оттуда детские платья и стал расправлять, разглаживать их с такой нежностью, точно это были живые существа.

— Что же ты так заспалась, Нелл? — приговаривал он.— Сколько красных ягод в саду ждет, когда ты сорвешь их! Что же ты так заспалась? Ведь твои маленькие друзья то и дело подбегают к дверям, спрашивают: «Где Нелл? Где наша милая Нелл?» — и вздыхают, плачут, не видя тебя. Как она умела обходиться с детьми! Отъявленные шалуны и те слушались маленькой Нелл. Как она была нежна и ласкова с ними!

Кит не мог произнести ни слова. На глазах у него выступили слезы.

— Вот ее скромный наряд — самый любимый! — воскликнул старик, прижимая платье к груди и любовно проводя по нему морщинистой рукой.— Проснется и начнет искать, где он? Над ней подшутили, запрятали его сюда, но я не стану огорчать мою голубку — нет, ни за что на свете! — я все ей отдам, все! А вот, видите,— башмачки! Какие они стоптанные! Она сберегла их на память о наших долгих странствиях. Смотрите! Подошва проносилась — значит, ее босая ножка касалась земли в этом месте. Мне говорили — говорили спустя долгое время,— что ноги у нее были сбиты, изранены об острые камни. А она сама никогда в этом не признавалась, никогда! Да благословит ее господь! И знаете, сударь, я потом вспоминал: бывало, она все держится сзади, чтобы я не заметил, как ей трудно идти, а руки моей не выпускает и будто ведет меня!