Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

“Выходит, — сказал себе Шико, — что все это действительно ради меня. Может быть, в меня влюбилась какая-нибудь неизвестная принцесса?”

Однако предположение это, сколь бы лестным оно ни было, видимо, не показалось Шико убедительным.

Он повернулся к дому, стоявшему напротив. В единственных расположенных на третьем этаже окнах его, не имевших ставен, порою мелькали отсветы пламени. Никаких других развлечений не выпало на долю бедного жилища, из которого, казалось, не выглядывало ни одно человеческое лицо.

“В этом доме, наверно, крепко спят, черт побери, — подумал Шико. — От подобной вакханалии пробудился бы даже мертвец”.

Пока Шико задавал себе вопросы и сам же на них отвечал, оркестр продолжал играть свои симфонии, словно исполнял их перед собранием королей и императоров.

— Простите, друг мой, — обратился наконец Шико к одному из факельщиков, — не могли бы вы мне сказать, кому предназначена вся эта музыка?

— Тому буржуа, который здесь проживает, — ответил слуга, указывая на дом Робера Брике.

“Мне, — подумал опять Шико, — оказывается, действительно мне”.

Он пробрался через толпу, чтобы прочесть разгадку на рукавах и на груди пажей. Однако все гербы были старательно скрыты под серыми балахонами.

— Чей вы, дружище? — спросил Шико у одного тамбуринщика, согревавшего дыханием пальцы, ибо в данный момент его тамбурину нечего было делать.

— Того буржуа, который тут живет, — ответил тамбуринщик, указывая палочкой на жилище Робера Брике.

“Ого, — сказал себе Шико, — они не только для меня играют, они даже мне принадлежат. Чем дальше, тем лучше. Ну что ж, посмотрим”.

Изобразив на лице самую сложную гримасу, какую он только мог придумать, Шико принялся расталкивать пажей, лакеев, музыкантов, чтобы пробраться к двери, что ему удалось не без труда. Там, хорошо видный в ярком свете образовавших круг факелов, он вынул из кармана ключ, открыл дверь, вошел, закрыл за собою дверь и запер ее на засов. Затем он поднялся на балкон, вынес кожаный стул, удобно уселся, положив подбородок на перила, и, делая вид, что не замечает смеха, встретившего его появление, сказал:

— Господа, вы не ошиблись — ваши трели, каденции и рулады действительно предназначены мне?

— Вы мэтр Робер Брике? — спросил дирижер оркестра.

— Я, собственной персоной.

— Ну, так мы всецело в вашем распоряжении, сударь, — ответил итальянец, подняв свою палочку, что вызвало новый взрыв музыки.

“Решительно, разобраться в этом нет никакой возможности”, — подумал Шико, пытливо вглядываясь в толпу и соседние дома.

Все обитатели домов высыпали к окнам, на пороги или же смешались с теми, кто стоял у его двери.

Все окна и двери “Меча гордого рыцаря” были заняты самим мэтром Фурнишоном, его женой и всеми чадами и домочадцами сорока пяти — их женами, детьми и слугами.

Лишь дом напротив был сумрачен и нем, как могила.

Шико все еще искал глазами объяснения этой таинственной загадке, как вдруг ему почудилось, что под навесом своего дома, через щели в настиле балкона, он видит человека, закутанного в темный плащ, видит его черную шляпу с красным пером, длинную шпагу: человек этот, думая, что он никем не замечен, пожирал глазами дом напротив — безлюдный, немой, мертвый дом.

Время от времени дирижер покидал свой пост, подходил к этому человеку и тихонько переговаривался с ним.

Шико сразу догадался, что именно в этом вся суть происходящего и что черная шляпа скрывает лицо знатного дворянина.

Тотчас же все внимание его обратилось на этого человека. Ему удобно было наблюдать: сидя у самых перил балкона, он мог видеть все, что делалось на улице и под навесом. Поэтому ему удалось проследить за всеми движениями таинственного незнакомца: при первой же неосторожности тот обязательно показал бы Шико свое лицо.

Внезапно, когда Шико был еще целиком поглощен своими наблюдениями, на углу улицы показался всадник в сопровождении двух верховых слуг, принявшихся ударами хлыста энергично разгонять любопытных, обступивших оркестр.

— Господин де Жуаез! — прошептал Шико, узнав во всаднике адмирала Франции, которому по приказу короля пришлось обуться в сапоги со шпорами.

Когда любопытные рассеялись, оркестр смолк.

Видимо, тишина воцарилась по знаку хозяина.

Всадник подъехал к господину, спрятавшемуся под навесом.

— Ну как, Анри, — спросил он, — что нового?

— Ничего, брат, ничего.

— Ничего?!

— Нет, она даже не показалась.