Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Борроме торопился откупорить бутылки, за которыми он спускался в погреб. Но это были пустяки по сравнению с тем, как торопился Шико.

Приготовления поэтому не заняли много времени. Оба сотрапезника, люди опытные в этом деле, заказали соленой закуски, с похвальной целью все время возбуждать у себя жажду. Закуску им подал Бономе, которому оба еще раз многозначительно подмигнули.

Бономе ответил каждому понимающим взглядом. Но если бы кто-нибудь мог сравнить два этих взгляда, то усмотрел бы существенную разницу между тем, что был брошен Борроме, и тем, что был устремлен на Шико.

Бономе вышел, и собутыльники начали пить. Для начала они опрокинули по нескольку стаканов, не обменявшись ни единым словом, словно занятие это было слишком важным, чтобы его чем-то прерывать.

Шико был особенно великолепен. Не сказав ничего, кроме “Ей-Богу, ну и бургундское!” и “Клянусь душой, что за окорок!”, он осушил две бутылки, то есть по одной на каждую фразу.

— Черт побери, — бормотал себе под нос Борроме, — и повезло же мне напасть на такого пьяницу!

После третьей бутылки Шико возвел очи к небу.

— Право же, — сказал он, — мы так увлеклись, что чего доброго напьемся допьяна.

— Что поделаешь, колбаса уж больно солена! — ответил Борроме.

— Ну, если вам ничего, — сказал Шико, — будем продолжать, приятель. У меня-то голова крепкая.

И они осушили еще по бутылке.

Вино действовало на собутыльников совершенно по-разному: мэтру Шико оно развязывало язык, г-на Борроме делало немым.

— А, — прошептал Шико, — ты, приятель, молчишь, не доверяешь себе.

“А, — подумал Борроме, — ты заболтался, значит, пьянеешь”.

— Сколько вам нужно бутылок, приятель? — спросил Борроме.

— Для чего?

— Чтобы развеселиться.

— Четырех достаточно.

— А чтобы разгуляться?

— Ну, скажем, шесть.

— А чтобы опьянеть?

— Удвоим число.

“Гасконец! — подумал Борроме. — Лопочет невесть что, а пьет только четвертую”.

— Ну, так можно не стесняться, — сказал он, вынимая из корзины пятую бутылку для себя и пятую для Шико.

Но Шико заметил, что из пяти бутылок, выстроившихся справа от Борроме, одни были пусты наполовину, другие на две трети, но ни одна не осушена до дна.

Это укрепило Шико в мысли, возникшей с самого начала, что у капитана на его счет дурные намерения.

Он приподнялся с места, чтобы принять из рук Борроме пятую бутылку, и покачнулся.

— Ну вот, — сказал он, — вы заметили?

— Что?

— Толчок от землетрясения.

— Что вы!

— Да, черти полосатые! Счастье, что гостиница “Рог изобилия” построена прочно, хоть и на шпеньке.

— Как так на шпеньке? — спросил Борроме.

— Ну, конечно, она же все время вертится.

— Правильно, — сказал Борроме, осушая свой стакан до последней капли. — Я тоже это ощущал, но не понимал причины.

— Потому что вы не знаете латыни, — сказал Шико, — и не читали трактат “De natura rerutn” [30] “О природе вещей” ( лат.); Шико намекает на знаменитую философскую поэму римского поэта Лукреция Кара ( с >5—55 г. до и. о.). . Если бы вы его прочли, то знали бы, что никаких явлений без причины не бывает.

— Послушайте, любезный собрат, — сказал Борроме, — вы ведь капитан, как и я, не правда ли?

— Капитан от кончиков пальцев на ногах до кончиков волос на голове, — ответил Шико.

— Тогда, дорогой мой капитан, раз не бывает явлений без причины, как вы утверждаете, откройте мне причину вашего переодевания.

— Какого такого переодевания?

— Вы же были переодеты, когда пришли к дону Модесту.

— Как же я был переодет?

— Горожанином.

— А ведь и вправду!

— Откройтесь же и тем самым начните обучать меня философии.

— Охотно. Только и вы, в свою очередь, скажете мне, почему вы были переодеты монахом, хорошо? Признание за признание.

— Идет! — сказал Борроме.

— Бейте! — сказал Шико, протягивая открытую ладонь капитану, который размашистым движением хлопнул по руке Шико.

— Теперь моя очередь, — сказал тот и, как и Борроме, шлепнул себя по ладони.

— Отлично, — сказал Борроме.

— Вы, значит, хотите знать, почему я был переодет горожанином? — спросил Шико, причем язык его все больше и больше заплетался.

— Да, меня это занимает.

— И вы мне тоже доверитесь?

— Честное слово капитана. К тому же мы ведь договорились.

— Правда, я и забыл. Ну, так нет ничего проще.