Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— Вот оно что! — воскликнул Реми. — Выходит, я ошибаюсь, и у вас насчет моей госпожи самые лучшие намерения?

— Конечно.

— Если так, то растолкуйте мне, чего вы, собственно, хотите.

— Друг мой, — ответил Орильи, — я хочу осчастливить вас, если вы согласитесь оказать мне услугу.

— А если я откажусь?

— В таком случае — раз уж вы говорите со мной откровенно, я отвечу вам с той же откровенностью, — в таком случае я хочу убить вас.

— Вот как! Убить меня! — повторил Реми с мрачной улыбкой.

— Да, и для этого я обладаю всей полнотой власти.

Реми стал дышать ровней.

— Но чтобы оказать вам услугу, — сказал он, — я должен знать ваши намерения.

— Мои намерения — вот они. Вы правильно угадали, любезный, мой господин — не граф дю Бушаж.

— Ах, так! Кто же он?

— Лицо гораздо более могущественное.

— Я вижу, вы опять хотите солгать.

— Откуда вы это взяли?

— Я мало знаю домов, которые могуществом своим превосходили бы дом Жуаезов.

— Даже французский королевский дом?

— Ого! — воскликнул Реми.

— И вот как он платит, — прибавил Орильи, пытаясь сунуть Реми один из свертков с монетами, оставленных герцогом Анжуйским.

Реми вздрогнул от прикосновения этих рук и отступил на шаг.

— Вы состоите при самом короле? — спросил он с наивностью, которая сделала бы честь и большему хитрецу.

— Нет, при его брате, герцоге Анжуйском.

— А! Прекрасно; я готов преданно служить его высочеству.

— Тем лучше.

— Ну и что же дальше?

— Как так — дальше?

— Да, что угодно его высочеству?

— Его высочество, любезнейший, — сказал Орильи, подходя к Реми и снова пытаясь вручить ему мешок с монетами герцога Анжуйского, — влюблен в вашу госпожу.

— Стало быть, он ее знает?

— Он ее видел.

— Он ее видел! — воскликнул Реми, судорожно сжимая рукоять ножа. — Когда же?

— Сегодня вечером.

— Не может быть! Моя госпожа не выходила из комнаты.

— То-то и оно! Герцог поступил просто как мальчишка, — словно доказав, что он по-настоящему влюблен.

— Что же он сделал?

— Он взял приставную лестницу и взобрался по ней к окну.

— О! — вырвалось у Реми, и он прижал руку к сердцу, как бы пытаясь заглушить его биение.

— Он говорит, что она необыкновенно хороша, — прибавил Орильи.

— Значит, сами вы ее не видели?

— Нет, но после того, что говорил о вашей госпоже его высочество, я горю желанием увидеть ее, хотя бы для того, чтобы представлять себе, какие преувеличения порождает любовь в сознании разумного человека. Значит, решено, вы заодно с нами?

И в третий раз он принялся совать Реми золото.

— Конечно, с вами, — произнес Реми, отталкивая руку Орильи, — но я все же должен знать, какова моя роль в подготавливаемом вами деле.

— Сперва ответьте мне: дама, находящаяся там, наверху, — любовница господина дю Бушажа или его брата?

Лицо Реми вспыхнуло.

— Ни того, ни другого, — с трудом выговорил он. — У этой дамы нет любовника.

— Нет любовника! Вот уж действительно лакомый кусочек — женщина, не имеющая любовника! Черт побери! Ну, ваше высочество, можно сказать, мы отыскали философский камень!

— Итак, — сказал Реми, — его высочество герцог Анжуйский влюблен в мою госпожу?

— Да.

— И чего же он хочет?

— Чтобы она прибыла к нему в Шато-Тьерри, куда он направляется форсированным маршем.

— Клянусь душой, эта страсть загорелась что-то уж слишком быстро.

— Страстные чувства у его высочества возникают именно таким образом.

— Что ж, я вижу только одно препятствие: моя госпожа решила уехать в Англию.

— Тысяча чертей! Тут-то вы и можете оказать мне услугу. Уговорите ее поступить иначе.

— Как именно?

— Отправиться в совершенно противоположном направлении.

— Вы, сударь, не знаете моей госпожи. Эта женщина всегда стоит на своем. К тому же убедить ее отправиться вместо Англии во Францию еще не все: если бы даже она явилась в Шато-Тьерри, почему вы думаете, что она уступит домогательствам герцога?

— А почему бы нет?

— Она не любит герцога Анжуйского.

— Вот еще! Женщины всегда любят принцев крови.

— Но если его высочество герцог Анжуйский подозревает, что моя госпожа любит графа дю Бушажа или герцога де Жуаеза, как же ему пришла в голову мысль похитить ее у того, кого она любит?

— Послушай, простачок, — сказал Орильи, — у тебя какие-то совершенно пошлые представления, и, видно, нам с тобой трудно договориться. Поэтому давай не будем вступать в спор. Я хотел действовать с тобой добром, а не силой, но раз ты вынуждаешь меня изменить образ действий, — что ж, я его изменю.