Александр Дюма: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 19.Джузеппе Бальзамо. Часть 4,5

— Страстью? Не знаю. Я видела его сегодня и с ним говорила впервые.

— Ну, это другое дело. Значит, это ваше убеждение, а я готов уважать любые убеждения, потому что у меня их не было никогда.

— Дайте тогда что-нибудь Ришелье ради д’Эгильона, раз не желаете ничего давать д’Эгильону.

— Ришелье? Нет, нет и нет, никогда и ничего!

— Тогда дайте господину д’Эгильону, раз ничего не даете Ришелье.

— Что? Доверить ему портфель министра? Теперь это невозможно.

— Понимаю… Но ведь можно позднее… Поверьте, что он изворотлив, это человек действия. В лице Террэ, д’Эгильона и Мопу у вас будет трехглавый Цербер; подумайте также о том, что кабинет министров, предложенный вами, просто смехотворен и долго не продержится.

— Ошибаетесь, графиня, месяца три он выстоит.

— Через три месяца я вам припомню ваше обещание.

— Ах, графиня!

— Так и условимся. А теперь подумаем о сегодняшнем дне.

— Да у меня ничего нет.

— У вас есть шеволежеры. Господин д’Эгильон — офицер, в полном смысле слова военный. Дайте ему шеволежеров.

— Хорошо, пусть берет.

— Благодарю! — в радостном порыве воскликнула графиня. — Благодарю вас!

И господин д’Эгильон услышал, как она совершенно плебейски чмокнула Людовика в щеку.

— А теперь угостите меня ужином, графиня.

— Не могу, — отвечала она, — здесь ничего не приготовлено; вы меня совсем уморили своими разговорами о политике… Все мои слуги произносят речи, устраивают фейерверки, на кухне некому работать.

— В таком случае поедемте в Марли, я забираю вас с собой.

— Это невозможно: у меня голова раскалывается.

— Что, мигрень?

— Ужасная!

— Тогда вам следует прилечь, графиня.

— Так я и сделаю, сир.

— Ну, прощайте!

— До свидания!

— Я похож на господина де Шуазёля: меня высылают.

— Но зато провожают вас с подобающими почестями и ласками, — отвечала лукавая женщина, нежно подталкивая короля к дверям и выставляя его. Людовик начал спускаться по лестнице, громко смеясь и оборачиваясь на каждой ступеньке.

Графиня держала в руке подсвечник, освещая ему путь с высоты перистиля.

— Знаете что, графиня… — заговорил король, возвращаясь на одну ступеньку вверх.

— Что, сир?

— Лишь бы бедный маршал из-за этого не умер.

— Из-за чего?

— Из-за того, что ему так и не достанется портфель.

— Какой вы злюка! — отвечала графиня, провожая короля последним взрывом хохота.

Его величество удалился в прекрасном расположении духа, оттого что сыграл шутку с герцогом, которого он в самом деле терпеть не мог.

Когда графиня Дюбарри вернулась в будуар, она увидела, что д’Эгильон стоит на коленях у двери, молитвенно сложив руки и устремив на нее страстный взгляд.

Она покраснела.

— Я провалилась, — проговорила она, — наш бедный маршал…

— Я все знаю, — отвечал он, — отсюда отлично слышно… Благодарю вас, сударыня, благодарю!

— Мне кажется, я была обязана сделать это для вас, — нежно улыбаясь, заметила она. — Встаньте, герцог, не то я решу, что вы не только умны, но и памятливы.

— Возможно, вы правы, сударыня. Как вам сказал дядюшка, я ваш покорный слуга.

— А также и короля. Завтра вам следует предстать перед его величеством. Встаньте, прошу вас!

Она протянула ему руку, он благоговейно припал к ней губами.

Вероятно, графиню охватило сильное волнение, так как она не прибавила больше ни слова.

Господин д’Эгильон тоже молчал — он был смущен не меньше графини. Наконец г-жа Дюбарри подняла голову.

— Бедный маршал! — повторила она. — Надо дать ему знать о поражении.

Господин д’Эгильон воспринял ее слова как желание его выпроводить, и поклонился.

— Сударыня, — проговорил он, — я готов к нему съездить.

— Что вы, герцог! Всякую дурную новость следует сообщать как можно позже. Чем ехать к маршалу, лучше оставайтесь у меня отужинать.

На герцога пахнуло молодостью, в сердце его вновь вспыхнула любовь, в жилах заиграла кровь.

— Вы не женщина, — молвил он, — вы…

— …ангел, не так ли? — прошептали ему на ухо горячие губы графини, которая вплотную приблизилась к герцогу, чтобы сказать это, а затем увлекла за собой к столу.

В этот вечер г-н д’Эгильон чувствовал себя, должно быть, вполне счастливым: он отобрал министерский портфель у дядюшки и съел за ужином долю самого короля.

Как у всех придворных, у г-на де Ришелье был один особняк в Версале, другой — в Париже, дом в Марли, еще один — в Люсьенне — словом, был угол везде, где мог жить или останавливаться король.