Александр Дюма: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Госпожа Дюбарри приезжает из Люсьенна; ей придется ехать все время под гору по гололедице.

— О! Это не помешает ей быть аккуратной. С тех пор как она состоит фавориткой всего-навсего герцога, она разыгрывает роль королевы только перед баронами. Поймите же, наконец, сударь, одно: я желал обедать пораньше из-за господина де Лаперуза, который уезжает сегодня вечером и вовсе не захочет засиживаться.

— Монсеньер, господин де Лаперуз находится в данное время у короля: он беседует с его величеством о географии и космографии. Король не отпустит господина де Лаперуза так скоро.

— Это возможно…

— Это несомненно, монсеньер. То же можно сказать и относительно господина де Фавраса, который сидит теперь у господина графа Прованского и, без сомнения, беседует с ним о пьесе господина Карона де Бомарше.

— О «Женитьбе Фигаро»?

— Да, монсеньер.

— А известно ли вам, сударь, что вы вполне начитанный человек?

— В свободные минуты я читаю, монсеньер.

— У нас есть еще господин де Кондорсе, который, как геометр, может похвастать пунктуальностью.

— Да, но он углубится в вычисления, а когда покончит с ними, то окажется запоздавшим на полчаса. Что касается графа де Калиостро, то, поскольку этот сеньор иностранец и живет в Париже недавно, весьма вероятно, что, еще не вполне ознакомившись с образом жизни в Версале, он заставит себя ждать.

— Ну, — сказал маршал, — вы перечислили всех моих гостей, не считая Таверне, и при этом в такой строгой последовательности, которая достойна Гомера и моего бедного Рафте.

Дворецкий поклонился.

— Я не упомянул о господине де Таверне, — продолжал он, — потому что он старый друг и охотно подчинится всем условиям. Итак, монсеньер, вот и все восемь персон, обедающие у нас, не так ли?

— Именно так. А где вы подадите обед, сударь?

— В большой столовой, монсеньер.

— Но мы там замерзнем!

— В ней топят уже три дня, монсеньер, я довел температуру до восемнадцати градусов.

— Прекрасно! Но вот бьет половина…

Маршал взглянул на часы.

— Половина пятого, сударь.

— Да, монсеньер, и во двор въезжает верховой: это приехала моя бутылка токайского.

— Желал бы я иметь таких слуг еще в продолжение двадцати лет, — сказал старый маршал, снова подходя к зеркалу, между тем как дворецкий побежал в буфетную.

— Двадцати лет? — повторил со смехом чей-то голос в ту самую минуту, как герцог окидывал себя взглядом в зеркале. — Двадцати лет! Мой милый маршал, от души желаю вам прожить их. Но тогда мне будет шестьдесят лет и я буду совсем старуха.

— Вы, графиня? — воскликнул маршал. — Вы первая! Боже, как вы неизменно прекрасны и свежи!

— Скажите лучше, что я замерзла, герцог.

— Пройдите в будуар, прошу вас.

— О! Я буду там вдвоем с вами, маршал?

— Нет, втроем, — послышался старческий голос.

— Таверне! — воскликнул маршал. — Проклятая помеха! — прошептал он на ухо графине.

— Фат! — пробормотала г-жа Дюбарри, разражаясь громким смехом.

И все трое прошли в соседнюю комнату.

В эту самую минуту глухой, смягченный выпавшим снегом стук колес нескольких карет известил маршала о прибытии других приглашенных, и вскоре благодаря распорядительности дворецкого девять человек усаживались вокруг овального стола в обеденном зале. Им прислуживали девять лакеев, молчаливых, как тени, проворных без суетливости и предупредительных без надоедливости; они бесшумно скользили по коврам и обходили обедавших, даже слегка не задевая руками ни их самих, ни их кресел с грудой мехов, в которых тонули до колен ноги сидевших за столом.

Гости маршала наслаждались нежным теплом, веявшим от печей, ароматами мяса, букетом вин. А после супа завязались и первые разговоры.

Извне до них не долетало ни одного звука, так как массивные ставни были закрыты наглухо. Внутри также царила полная тишина, прерываемая только легким гулом голосов обедавших. Тарелки менялись совершенно бесшумно, серебро переходило с буфета на стол, даже не звякнув; дворецкий распоряжался всем, не позволяя себе даже легкого шепота: он отдавал приказания глазами.

Вот почему минут через десять гости почувствовали себя так, точно они были одни в столовой. В самом деле, такие немые слуги, такие как бы бестелесные рабы должны быть и глухи.

Господин де Ришелье первый нарушил торжественное молчание, царившее за супом.

— Вы ничего не пьете, господин граф? — сказал он, обращаясь к своему соседу справа.