Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 22. Графиня де Шарни. Часть. 1,2,3 1996.

Жильбер был потрясен, убедившись в необыкновенных способностях этого человека. Тот умел хорошо подготавливать свои эффекты, и люди, имевшие с ним дело, были согласны поверить, что, подобно Богу, он обладал даром охватывать разом весь мир во всех его подробностях и читать в сердцах людей.

— Да, вы все тот же маг, колдун, волшебник Калиостро!

Калиостро удовлетворенно улыбнулся. Было очевидно, что ему приятно видеть, какое впечатление он произвел на Жильбера, а тот и не пытался это скрывать.

Жильбер продолжал:

— А теперь, дорогой учитель, так как я люблю вас столь же горячо, сколь вы меня, мое желание знать, что с вами сталось со времени нашей разлуки, по крайней мере, не меньше вашего желания справиться обо мне; не угодно ли будет вам сообщить мне, если вы не сочтете мою просьбу неуместной, в какой части света обнаруживали вы свой гений и являли свое могущество?

Калиостро улыбнулся.

— О, я делал то же, что и вы — встречался с королями, даже со многими из них, хотя совсем с другой целью. Вы приближаетесь к ним затем, чтобы их поддержать, я же намерен их свергнуть; вы пытаетесь создать конституционно-монархическое государство и потерпите неудачу, я же обращаю императоров, королей, принцев в философов и одержу верх.

— Вы так думаете? — с сомнением в голосе перебил его Жильбер.

— Именно так! Надобно признать, что они были прекрасно подготовлены благодаря Вольтеру, д’Аламберу и Дидро, этим новым Мезенциям, возвышенным хулителям богов, а также примером дорогого короля Фридриха, к несчастью ушедшего от нас. Впрочем, как вы знаете, все люди смертны, не считая тех, кому суждена жизнь вечная, вроде меня или графа де Сен-Жермена. Как бы там ни было, а королева хороша собой, дорогой Жильбер, и она вербует солдат, сражающихся друг с другом, а также привлекает на свою сторону королей, способствующих разрушению самодержавия в большей степени, нежели Бонифаций Тринадцатый, Климент Восьмой и Борджа способствовали разрушению Церкви. Итак, прежде всего вспомним императора Иосифа Второго, брата нашей любимой королевы: он закрывает три четверти монастырей, захватывает их имущество, выгоняет кармелиток из их келий, посылает своей сестре Марии Антуанетте гравюры, на которых изображены монахини, сбрасывающие капюшоны и примеряющие новые наряды, а также монахи-расстриги, завивающие волосы. Перед нами — датский король, ставший для начала палачом собственного лекаря Струэнсе; этот скороспелый философ, еще будучи семнадцатилетним юнцом, говаривал: "Господин Вольтер сделал меня человеком, именно он научил меня мыслить". Перед нами — пример императрицы Екатерины, делающей смелые шаги в философии, что не мешает ей, разумеется, расчленять Польшу; это ей Вольтер писал: "Дидро, д’Аламбер и я воздвигаем Вам алтари". Перед нами — пример королевы Шведской и, наконец, множество князей Империи и всей Германии.

— Вам остается лишь обратить в свою веру самого папу, дорогой учитель, а так как я верю, что для вас ничего невозможного нет, то надеюсь, что вы преуспеете и в этом.

— Вот это как раз будет делом непростым! Я еле вырвался из его когтей: полгода назад я сидел в замке святого Ангела, как вы три месяца назад в Бастилии.

— Неужели транстеверинцы захватили замок святого Ангела так же, как народ из Сент-Антуанского предместья взял Бастилию?

— Нет, дорогой доктор, римский народ до этого еще не дошел… Будьте покойны, настанет день, когда это произойдет; папству еще предстоит пережить свои пятое и шестое октября; в этом смысле Версаль и Ватикан скоро сравняются.

— Однако, я полагал, что из замка святого Ангела нет возврата…

— А Бенвенуто Челлини?

— Значит, вы, как он, сделали себе пару крыльев и, словно новый Икар, перелетели через Тибр?

— Это было бы чрезвычайно сложно, принимая во внимание то обстоятельство, что меня с чисто евангельской предусмотрительностью поместили в глубокое подземелье.

— И все-таки вы оттуда выбрались?

— Как видите, коль скоро я перед вами.

— Вам удалось с помощью золота подкупить тюремщика?

— Мне не повезло: мой тюремщик оказался неподкупным.

— Да ну? Вот дьявол!

— Да… К счастью, он был не вечен: волею случая — а человек более религиозный, чем я, назвал бы это волей Провидения — он умер на следующий же день после того, как в третий раз отказался отпереть двери моей камеры.

— Его настигла внезапная смерть?

— Да.

— О!

— Надо было поставить кого-нибудь на его место, и ему прислали замену.