Уилки Коллинз - Тайна

— Постарайся меньше думать о прошлом, — сказала Розамонда взволнованным голосом, положив голову на подушку. — Подумай о том времени, когда мой ребенок напомнит тебе мое детство, не припоминай прошлого горя.

— Я старалась думать, Розамонда, об этом; но в течение стольких лет я привыкла думать, что мы встретимся в небе. Я до сих пор не могу ясно понять, как я могла встретить тебя здесь. Я оставила тебя пятилетним ребенком — я бы хотела встретить тебя таким же ребенком. Только в небе я могла тебя встретить и признать своей дочерью…

Проговорив эти слова, Сара закрыла глаза и замолкла; Розамонда, боясь нарушить ее спокойствие, также молчала и не шевелилась. Между тем облака, разбросанные на западной стороне неба, окрашенные пурпуровым цветом, уже совершенно потемнели.

Розамонда хотела было подняться с места, но почувствовала на плече руку матери; глаза ее были открыты и пристально смотрели в лицо Розамонды.

— Как я могла говорить о небе? — прошептала Сара. — Могу ли я думать о небе? Однако подумай, Розамонда, разве я нарушила клятву. Я не уничтожила ее письма, я никогда не выносила его из дома.

— Уже темно; я зажгу свечу, — сказала Розамонда.

Рука Сары, остававшаяся на ее плече, остановила ее.

— Я не клялась передать письмо ему, — продолжала Сара. — Разве это преступление, что я его спрятала? Вы нашли письмо за картиной? Эту картину называли всегда Портдженским привидением. Никто не знал, как она явилась в дом и давно ли она там была. Моя госпожа терпеть не могла эту картину, потому что очень похожа была на ту женщину, которая там нарисована. Она говорила мне, чтоб я сняла ее со стены и бросила куда-нибудь. Я не посмела этого сделать, и еще до твоего рождения спрятала ее в Миртовой комнате. Потом за картиной я спрятала письмо; найти картину было очень трудно, не правда ли?

— Я зажгу свечу. Тебе будет приятнее.

— Нет, подожди. Как стемнеет, она явится здесь. Я придвинусь к тебе ближе.

Слабый свет, падавший из окна, освещал бледное лицо Сары и ее блуждающие глаза, лишенные всякого определенного выражения.

— Я подожду; как там станет темно, она придет. Вот, вот смотри, — говорила она прерывающимся голосом, указывая в темный угол.

— Матушка! Что с тобою? Скажи, ради Бога, что с тобою.

— Да, это правда! Я твоя мать. Она должна будет уйти, когда увидит нас вместе. Пусть узнает, что мы знаем и любим друг друга. О, Розамонда! Дитя мое! Избавь меня от этой женщины; как бы я была тогда счастлива.

— Успокойся, успокойся, матушка, скажи мне…

— Тс! Я буду говорить с нею. Она грозила мне, умирая, что если я изменю ей, она придет с того света. Да, она это сказала, и я изменила ей. Я изменила клятве, Розамонда. Она теперь преследует меня. Она всю жизнь преследовала меня! Смотри, вот она — пришла!

Рука ее все еще лежала на плече Розамонды, другой она указывала в темный угол.

— Она так всякий раз приходит ко мне, в черном платье, — я сама его шила, — смотрит на меня и улыбается. Успокойся! Оставь меня. Мое дитя опять стало моим. Оставь меня. Ты уже не станешь между нами.

Дыхание сперлось в ее груди, голос прервался, хотя губы все еще шевелились; она припала жаркой щекой к щеке дочери и, тяжело вздохнув, прошептала:

— Назови меня матерью, громче только. Ты прогонишь ее этим словом.

Розамонда, дрожащая от ужаса, собрала все силы и с трудом произнесла: «Мать моя».

Сара нагнулась вперед и стала всматриваться в темный угол.

— Ушла! — вскричала она вдруг. И, быстро став на колена, она долго еще всматривалась в темный угол.

— Ушла! — повторила она и обратила к дочери свое лицо, сияющее восторгом.

— Розамонда! Дочь моя, радость моя! Как мы теперь будем счастливы! — произнесла она и, обняв Розамонду, прильнула к ее устам своими пылающими устами.

Потом она тихо опустилась на подушки, не оставляя дочери. Слабое судорожное движение и тяжкий вздох прервали этот длинный поцелуй. Истерзанное сердце Сары успокоилось навеки.

После смерти матери Розамонда почувствовала, что на нее пала одна забота — забота о старике-дяде, которого она одна могла утешить и успокоить. Не более как через час, после того как Сара испустила последний вздох, она должна была приготовить его к этому печальному известию. Печаль старика была глубока, но безмолвна. Он спокойно вошел в комнату, сел возле постели умершей и, молча, долго смотрел на нее. Розамонда села возле него и взяла его руку.