Уилки Коллинз - Тайна

И, рассказав сцену открытия тайны, Розамонда начала рисовать картину будущей, спокойной и счастливой жизни, которую ее мать станет вести, возвратившись с дядей Джозефом в Корнуэлль и поселившись в Портдженне, а может быть, в другом месте, где новые лица, новые занятия рассеют печальные воспоминания о прошлых несчастиях.

Сара с напряженным вниманием и с улыбкой вслушивалась в каждую ноту звучного голоса, предсказывающего ей спокойствие и мирное счастие. Розамонда еще не кончила своего рассказа, как вошел в комнату дядя Джозеф с корзиной плодов и цветов.

— Я вижу по твоему лицу, — сказал он торжественно, — что привел к тебе хорошего доктора. В такое короткое время он уже успел помочь тебе; подожди немного, у тебя будут такие же красные и полные щеки, как у меня. Посмотри, вот я принес цветы и плоды; у нас сегодня праздник, надо чтоб все было в праздничном виде: я уберу цветами комнату, потом мы пообедаем, а после обеда Моцарт сыграет тебе бай-бай. Не правда ли, это будет прекрасно?

Бросив сияющий взгляд на Розамонду, старик хлопотливо занялся украшением жилища своей племянницы. Поблагодарив его, Сара стала с прежним вниманием слушать прерванный рассказ Розамонды.

— Теперь, дитя мое, — сказала Сара, когда Розамонда кончила, — как мне ни приятно твое присутствие, но я должна просить тебя оставить меня, потому что…

— Да, да, — прервал дядя Джозеф, — это будет очень полезно; доктор сказал, что она должна спать днем несколько часов.

Розамонда приготовилась идти в свой отель с тем, чтобы к вечеру опять возвратиться к постели своей больной матери. Впрочем, она непременно хотела подождать еще с полчаса, пока не принесли Саре обед, который она сначала сама отведала. Когда обед кончился, она поправила подушки и наклонилась к больной, чтоб проститься с нею.

— Ступай, дитя мое, — говорила слабым голосом Сара, обвив ее шею своими худыми руками, — я была бы слишком себялюбива, если бы стала удерживать тебя. Розамонда. дитя мое, — теперь я смею произносить эти слова. Как мне благодарить тебя… Ступай, мой ангел, ты, может быть, нужна дома.

Уходя, Розамонда взглянула на комнату; стол, каминная полка и вся мебель были покрыты цветами; Моцарт издавал первые звуки, и дядя Джозеф уже сидел на своем обыкновенном месте у постели племянницы, держа на коленях корзинку с плодами; бледное лицо Сары оживлялось нежной улыбкой, вызванной прекрасным образом Розамонды, ясно рисовавшимся в ее воображении; мир и душевное спокойствие с надеждой на лучшее время внесла с собою Розамонда в жилище своей бедной матери.

Прошло три часа. Ясный летний день начинал уже клониться к вечеру, и солнце ярко сияло на западной стороне неба, когда мистрисс Фрэнклэнд приближалась к дому Сары. Она тихо вошла в комнату. Единственное окно было обращено к западу, и у постели, против окна, стояло кресло, на котором сидел дядя Джозеф. После ухода Розамонды он, кажется, не двигался с места, и теперь, когда открылась дверь, он поднял палец и посмотрел на постель. Сара спала, опустив свою руку на руку старика.

Розамонда тихо вошла и заметила, что глаза дяди Джозефа были утомлены. Положение, в котором он находился, действительно начало утомлять его. Сняв шляпу и шаль, Розамонда жестом предложила ему уступить ей место.

— Да, да, — прошептала она в ответ на вопросительный жест старика. — Ступайте, не бойтесь, мы не разбудим ее.

Она поддержала руку матери и таким образом дала старику возможность встать.

— Давно она заснула?

— Нет, она спит не больше двух часов, — отвечал старик, — но ее сон очень беспокоен.

— Может быть, свет ей мешает? — сказала Розамонда, окинув взором комнату, ярко освещенную последними лучами солнца.

— Нет, нет, нужно, чтоб было светло. Если я не возвращусь до сумерек, то вы зажгите обе свечи, там на камине. Я постараюсь возвратиться раньше, но если я опоздаю и если случится, что она проснется и начнет с беспокойством смотреть в угол, то помните, что на камине свечи и спички.

С этими словами старик вышел. Предостережение дяди Джозефа напомнило Розамонде разговор ее с доктором. Она беспокойно посмотрела в окно и увидела, что солнце уже спускалось за крыши домов. Наступление вечера, слова старика, разговор с доктором раздражали ее воображение. Она взглянула на постель, и дрожь пробежала по ее телу. Бледные уста Сары двигались, как будто произнося какие-то слова; слабое дыхание начало ускоряться, голова беспокойно двигалась на подушке, веки произвольно открылись до половины. Наконец она прошептала едва внятно: «Клянись, что ты не уничтожишь этого письма. Клянись, что ты не вынесешь его из этого дома».