Уильям Теккерей - История Сэмюэля Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти

Вы не поверите, сколько разных джентльменов верхами подъезжали к нам в Парке и беседовали с дамами. У каждого была припасена шуточка для леди Бум, которая, видно, была в своем роде оригиналка, поклон для леди Джейн и комплимент, особенно у молодых, для леди Фанни.

И хотя леди Фанни кланялась и краснела, как и подобает молодой девице, она, видно, думала об чем-то своем, ибо поминутно высовывалась из окошка кареты и нетерпеливо оглядывалась, словно в толпе всадников искала кого-то взглядом. Вот оно что, милая леди, уж я-то знаю, отчего это молоденькая хорошенькая барышня вдруг впадает в рассеянность и все будто кого-то ждет и едва отвечает на вопросы. Уж поверьте, Сэму Титмаршу хорошо известно, что обозначает это самое слово кто-то. Поглядевши на все эти ухищрения, я не мог не намекнуть леди Джейн, что понимаю, в чем тут дело.

– Сдается мне, барышня кого-то дожидается, – сказал я.

Тут у ней, в свой черед, лицо сделалось какое-то странное и она покраснела как маков цвет, но уже через минуту, добрая душа, поглядела на сестру, и обе уткнулись в платочки и засмеялись… Так засмеялись, будто я отпустил препотешную шутку.

– Il est charmant, votre monsieur, [2] Да он очарователен, ваш молодой человек (франц.). – сказала леди Джейн старой графине.

Услыхав эти слова, я отвесил ей поклон и сказал:

– Madame, vous me faites beaucoup d'honneur [3] Весьма польщен, сударыня (франц.). , – ибо я знал по-французски и обрадовался, что пришелся по душе этим любезным особам. – Я человек простой, сударыня, к лондонскому свету непривычен, но я очень даже чувствую вашу доброту – что вы эдак подобрали меня и прокатили в вашей распрекрасной карете.

В эту самую минуту к карете подскакал джентльмен на вороном коне, лицом бледный и с бородкой клинышком; по тому, как леди Фанни неприметно вздрогнула и в тот же миг отворотилась от окошка, я понял, что это он и есть, кого она ждала.

– Приветствую вас, леди Бум, – сказал он. – Я только что катался с неким господином, который едва не застрелился от любви к красавице графине Бум, было это в году… впрочем, неважно, в каком году.

– Уж не Килблейзес ли это? – спросила старая графиня. – Он очень мил, и я хоть сейчас готова с ним бежать. Или вы это про нашего очаровательного епископа? Когда он был капелланом у моего батюшки, я дала ему свой локон, и, скажу я вам, нелегкая была бы задача, пожелай я сейчас одарить кого-нибудь таким же знаком внимания.

– Помилуй бог, миледи! – удивился я. – Не может этого быть!

– А вот и может, милейший, – возразила она. – Между нами говоря, голова у меня лысая как коленка – вот хоть у Фанни спросите. Как же она, бедняжка, перепугалась, когда маленькая была: зашла ко мне в комнату, а я без парика!

– Надеюсь, леди Фанни оправилась от испуга, – сказал кто-то, взглянув сперва на нее, а потом уж на меня – да такими глазами, будто готов был меня съесть. И, поверите ли, леди Фанни только и сумела вымолвить:

– Да, милорд, благодарю вас.

И сказала она это с таким трепетом, вся залившись краской, совсем как мы отвечали в школе Вергилия, когда, бывало, не выучим урока.

Милорд, все еще испепеляя меня взглядом, пробормотал, что надеялся на место в карете леди Бум, ибо верховая езда его утомила; а леди Фанни в ответ пробормотала что-то насчет «бабушкиного доброго знакомого».

– Да уж скорее это твой добрый знакомый, – поправила леди Джейн, – мы только потому здесь и очутились, что Фанни непременно хотелось прокатить мистера Титмарша по Парку. Позвольте мне познакомить вас с мистером Титмаршем, граф Типтоф.

Однако же вместо того, чтобы, как и я, снять шляпу, его сиятельство проворчал, что готов подождать до другого раза, и тотчас ускакал на своем вороном коне. И чем это я его обидел, ума не приложу.

Но в тот день мне суждено было обижать всех мужчин подряд, ибо как вы думаете, кто подъехал к карете в скором времени? Сам достопочтенный Эдмунд Престон, один из министров его величества (как я знал доподлинно из календаря, висящего у нас в конторе) и супруг леди Джейн. Достопочтенный Эдмунд Престон сидел на приземистом сером жеребце, и был он так тучен и бледен, словно всю жизнь свою провел в четырех стенах.

– Кого это еще нелегкая принесла? – спросил он жену, хмуро глядя на нее и на меня.

– Это добрый знакомый бабушки и Джейн, – тотчас отозвалась леди Фанни с видом лукавым и проказливым и хитро поглядела на сестру, а та, в свой черед, казалось, была очень испугана и, не смея вымолвить ни слова, только умоляюще поглядела на нее.