Чарльз Диккенс - Приключения Оливера Твиста

— Вам бы не найти того места, куда удалились эти люди, — сказал Монкс, — но там, где терпит неудачу дружба, часто пробивает себе путь ненависть. Моя мать нашла это место после искусных поисков, длившихся год, — и нашла девочку.

— Она взяла ее к себе?

— Нет. Эти люди были бедны, и им начало надоедать — во всяком случае, мужу — их похвальное человеколюбие; поэтому моя мать оставила ее у них, дав им небольшую сумму денег, которой не могло хватить надолго, и обещала выслать еще, чего отнюдь не намеревалась делать. Впрочем, она не совсем полагалась на то, что недовольство и бедность сделают девочку несчастной, И рассказала этим людям о позоре ее сестры с теми изменениями, какие считала нужными, просила их хорошенько присматривать за девочкой, так как у нее дурная кровь, и сказала им, что она незаконнорожденная и рано или поздно несомненно собьется с пути. Все это подтверждалось обстоятельствами; эти люди поверили. И ребенок влачил существование достаточно жалкое, чтобы удовлетворить даже нас, но случайно одна леди, вдова, проживавшая в то время в Честере, увидела девочку, почувствовала к ней сострадание и взяла ее к себе. Мне кажется, против нас действовали какие-то проклятые чары, потому что, несмотря на все наши усилия, она осталась у этой леди и была счастлива. Года два-три назад я потерял ее из виду и снова встретил всего за несколько месяцев до этого дня.

— Вы видите ее сейчас?

— Да. Она опирается о вашу руку.

— Но она по-прежнему моя племянница, — воскликнула миссис Мэйли, обнимая слабеющую девушку, — она по-прежнему мое дорогое дитя! Ни за какие блага в мире не рассталась бы я с ней теперь: это моя милая, родная девочка!

— Единственный мой друг! — воскликнула Роз, прижимаясь к ней. — Самый добрый, самый лучший из друзей! У меня сердце разрывается. Я не в силах все это вынести!

— Ты вынесла больше и, несмотря ни на что, оставалась всегда самой милой и кроткой девушкой, делавшей счастливыми всех, кого ты знала, — нежно обнимая ее, сказала миссис Мэйли. — Полно, полно, дорогая моя! Подумай о том, кому не терпится заключить тебя в свои объятия! Взгляни сюда… посмотри, посмотри моя милая!

— Нет, она мне не тетя! — вскричал Оливер, обвивая руками ее шею. — Я никогда не буду называть ее тетей!.. Сестра… моя дорогая сестра, которую почему-то я сразу так горячо полюбил! Роз, милая, дорогая Роз!

Да будут священны эти слезы и те бессвязные слова, какими обменялись сироты, заключившие друг друга в долгие, крепкие объятия! Отец, сестра и мать были обретены и потеряны в течение одного мгновения. Радость и горе смешались в одной чаше, но это не были горькие слезы; ибо сама скорбь была такой смягченной и окутанной такими нежными воспоминаниями, что, перестав быть мучительной, превратилась в торжественную радость.

Долго-долго оставались они вдвоем. Наконец, тихий стук возвестил о том, что кто-то стоит за дверью. Оливер открыл дверь, выскользнул из комнаты и уступил место: Гарри Мэйли.

— Я знаю все! — сказал он, садясь рядом с прелестной девушкой. — Дорогая Роз, я знаю все!.. Я здесь не случайно, — добавил он после долгого молчания. — И обо всем этом я, услышал не сегодня, я это узнал вчера — только вчера… Вы догадываетесь, что я пришел напомнить вам об одном обещании?

— Подождите, — сказала Роз. — Вы знаете все?

— Все… Вы разрешили мне в любое время в течение года вернуться к предмету нашего последнего разговора.

— Разрешила.

— Не ради того, чтобы заставить вас изменить свое решение, — продолжал молодой человек, — но чтобы выслушать, как вы его повторите, если пожелаете. Я должен был положить к вашим ногам то положение в обществе и то состояние, какие могли у меня быть, и если бы вы не отступили от первоначального своего решения, я взял на себя обязательство не пытаться ни словом, ни делом его изменить.

— Те самые причины, какие влияли на меня тогда, будут влиять на меня и теперь, — твердо сказала Роз. — Если есть у меня твердое и неуклонное чувство долга по отношению к той, чья доброта спасла меня от нищеты и страданий, то могло ли оно быть когда-нибудь сильнее, чем сегодня?.. Это борьба, — добавила Роз, — но я буду с гордостью ее вести. Это боль, но ее мое сердце перенесет.

— Разоблачения сегодняшнего вечера… — начал Гарри.

— Разоблачения сегодняшнего вечера, — мягко повторила Роз, — не изменяют моего положения.

— Вы ожесточаете свое сердце против меня, Роз, — возразил влюбленный.

— Ах, Гарри, Гарри! — залившись слезами, сказала молодая леди. — Хотелось бы мне, чтобы я могла это сделать и избавить себя от такой муки!