Михаил Козаков - Мещанин Адамейко

Дома Ардальона Порфирьевича встретил только рыжий позевывавший кот: Елизавета Григорьевна, не раздеваясь, уснула уже на своей кровати.

На столе дожидался Ардальона Порфирьевича оставленный для него ужин, теплый еще чайник, покрытый сверху маленькой подушкой, и рядом — маленькая, небрежно написанная жениной рукой записка: «Можно было бы не шляться. Деньги оставь на самоварном столике, завтра платить фининспектору!»

Адамейко усмехнулся и с жадностью принялся за еду.

Внизу, в квартире румяного кассира Жичкина, было шумно и весело: пели люди, дразнила гармонь.

В окно ударили первые капли ночного дождя. Он был неровен и слаб.

Думается, что все то, что произошло первого сентября и в последующие дни того же месяца, — то есть встречи Ардальона Адамейко с Ольгой Самсоновной, — в значительней степени способствовало знаменательному событию 9 числа — убийству вдовы Пострунковой, и не только способствовало, но, быть может, и ускорило печальный конец Варвары Семеновны и, тем самым, того человека, чьим именем названа эта повесть.

Так, по крайней мере, думала впоследствии сама Ольга Самсоновна, вспоминая во время судебного разбирательства все обстоятельства этого дела.

Первого сентября она встретилась с Ардальоном Порфирьевичем в тот момент, когда меньше всего могла ожидать этой встречи.

Вечером, часов в семь, Ольга Самсоновна вышла из дома и направилась к центральной части города. После болезни ребенка — это была первая прогулка, которую Ольга Самсоновна совершала, что привыкла до сего времени делать часто, вызывая тем самым у Федора Сухова известные уже читателю подозрения.

И хотя Ольга Самсоновна каждый раз и говорила Сухову, что бывает она только у своей давнишней знакомой и закадычной приятельницы — Насти Резвушиной, которую и сам он знает, — Сухов никак не мог отказаться от мучительных предположений об истиной причине, побуждавшей жену уходить так часто из дома…

Инстинкт, часто заменяющий человеку глаза и ухо, — этот слепой, но всегда чуткий и настороженный поводырь, — на этот раз не обманывал Сухова.

Настя Резвушина жила на Лиговской улице, у Знаменской площади, и ходьба сюда отняла у Ольги Самсоновны почти целый час. Моментами, — попадая на широкие шумные улицы, — Ольга Самсоновна умышленно замедляла свой шаг, вслушиваясь и всматриваясь на ходу во все окружающее, словно видела это все впервые…

Вечер был на редкость теплый, сухой, ласковый — как сытый, слегка дремлющий котенок. Небо — серовато-синее, спокойное, ровное, как умело выглаженная ткань, и на ней зияющая лукообразная луна — желтый вырез в ткани, упавший на землю лоскутом неподвижно мягкого сиреневого света.

Вода в городских каналах и реках лежала тихим черным зеркалом, в глаза прохожего оно бросало снизу свою застывшую лунную улыбку, отброшенную далеко по воде, пучком во все стороны, как чернильные брызги из-под неожиданно споткнувшегося на бумаге пера.

Улицы были шумливы, густо наполнены широко разлившейся ртутью людей, трамваев, извозчиков, автомобилей, но все это, казалось, никуда не торопилось, как обычно, и походка каждого прохожего была медленной, даже ленивой, — словно слабо пробивающийся вылаканный солнцем ручеек, а речь голосистей и оживленней.

Город возбужденно и недоверчиво вбирал в себя сухую теплынь — аромат почти совсем уже истлевшего лета, как наркоман — случайно найденный им порошок наркотика.

Ольга Самсоновна шла не спеша по Невскому проспекту в сторону вокзала. Дойдя до площади, она, повернув налево, пересекла ее и вышла к длинному бурому дому, смотревшему одновременно на три смежных улицы, а четвертую пропускавшему под свою арку, которой он, как толстой, гигантской рукой схватил своего серого увальня-соседа, словно боясь, чтобы пятиэтажный детина этот не шагнул вдруг непочтительно к памятнику императора. Цепкая хватка и настороженность бурого дома осталась еще от прошлого: строил этот дом для личных доходов престарелый царский министр…

В этом доме жила, занимая одну комнату, Настя Резвушина, белошвейка и домашняя портниха.

Поднявшись в последний этаж и пройдя длинный и узкий коридор, почти совсем не освещенный сейчас, Ольга Самсоновна остановилась у предпоследней двери и тихо постучала в нее. Никто не отвечал. Она вторично постучала — громче и продолжительней и, выждав несколько секунд, хотела было уходить.

— Резвушиной дома нету-с. С заказчиком ушла… — неожиданно услышала она знакомый сиповатый голос.