Антон Чехов: Знакомый мужчина

– Больно? – спросил он, ковыряя в зубе какой-то железкой.

– Больно… – солгала Ванда. «Напомнить ему, – думала она, – так он наверное бы узнал… Но… горничная! Зачем она тут стоит?»

Финкель вдруг засопел, как паровоз, прямо ей в рот и сказал:

– Я не советую вам плюмбуровать его… Из етова зуба вам никакого пользы, все равно.

Поковыряв еще немножко в зубе и опачкав губы и десны Ванды табачными пальцами, он опять задержал дыхание и полез ей в рот с чем-то холодным… Ванда вдруг почувствовала страшную боль, вскрикнула и схватила за руку Финкеля.

– Ничего, ничего… – бормотал он. – Вы не пугайтесь… Из этим зубом все равно мало толку. Надо быть храброй.

И табачные окровавленные пальцы поднесли к ее глазам вырванный зуб, а горничная подошла и подставила к ее рту чашку.

– Дома вы холодной водой рот полоскайте… – сказал Финкель, – и тогда кровь остановится…

Он стоял перед ней в позе человека, который ждет, когда же наконец уйдут, оставят его в покое…

– Прощайте… – сказала она, поворачиваясь к двери.

– Гм!.. А кто же мне заплатит за работу? – спросил смеющимся голосом Финкель.

– Ах, да… – вспомнила Ванда, покраснела и подала выкресту рубль, вырученный ею за кольцо с бирюзой.

Выйдя на улицу, она чувствовала еще больший стыд, чем прежде, но теперь уж ей было стыдно не бедности. Она уже не замечала, что на ней нет высокой шляпы и модной кофточки. Шла она по улице, плевала кровью, и каждый красный плевок говорил ей об ее жизни, нехорошей, тяжелой жизни, о тех оскорблениях, какие она переносила и еще будет переносить завтра, через неделю, через год – всю жизнь, до самой смерти…

– О, как это страшно! – шептала она. – Как ужасно, боже мой!

Впрочем, на другой день она уже была в «Ренесансе» и танцевала там. На ней была новая громадная красная шляпа, новая модная кофточка и туфли бронзового цвета. И ужином угощал ее молодой купец, приезжий из Казани.