Гертруд Лефорт: Преддверие неба

– Даже если вы в своей науке все видите по-новому, – неужели вам никогда не приходит в голову мысль о возможности существования Бога?.. – в отчаянии воскликнула я.

– Приходит, – ответил он спокойно. – Эта мысль вновь приходит нам в голову, впервые за много-много лет. Становится все труднее объяснять Вселенную, у которой нет Творца, но мысль о Нем дается нам нелегко: мы слишком долго обходились без Него – мы должны были обходиться без Него, нам не оставалось ничего другого. Вспомните сгоревшую рукопись! Впрочем, в вопросах о Боге вы, должно быть, разбираетесь лучше меня.

Ах, я, в сущности, разбиралась в них не лучше него: Бог не играл в моей жизни большой роли, и я даже не ощущала это как недостаток. Да, конечно, все мы ходили в церковь, принадлежали к тем или иным христианским организациям и в Сочельник дарили подарки беднякам. Но вот теперь даже это более чем скромное служение Богу оказалось в списке утрат, понесенных нами той ночью во время бомбежки. Я тщетно искала ответ на его слова.

Тем временем вернулась Марианна, и мы принялись за восстановление содержания погибшей рукописи.

Была уже глубокая ночь, когда доктор ушел от нас. Марианна простилась с ним в гостиной и ушла в спальню к детям, потому что кто-то из них опять заплакал во сне. Я вызвалась проводить гостя до машины. Мы молча шли через двор. Звезды величественно мерцали в вышине, как когда-то над Дианой и ее юным другом в «преддверии неба»: там, на небесах, этот промежуток времени с тех пор до наших дней был лишь крохотным мгновением, там, наверху, все наши открытия и лжеоткрытия были чем-то вроде вспыхивающих и гаснущих метеоров. А здесь, на земле, они означали крушение надежд и гибель…

Он завел мотор; еще несколько минут, и он будет далеко, – что же мне сказать ему на прощание? Он спас мне жизнь, а теперь отправляется за океан, чтобы участвовать в уничтожении множества других жизней. Разве он – не отражение мира, колеблющегося между гуманностью и бесчеловечностью, разве я – не отражение всего совокупного бессилия этого мира?

– Что же вы умолкли? Все еще думаете о Боге? – спросил он небрежно.

Я наконец собралась с духом и ответила:

– Я вспомнила, как Диане было страшно в «преддверии неба» оттого, что Бога больше нет во вселенной. Мне кажется, сегодня вам тоже страшно: вы боитесь вновь обнаружить Его там.

Он помедлил несколько секунд, потом ответил уже совершенно другим тоном (в первый раз! Последняя маска спала. Или, может быть, и этот тон был всего лишь своего рода маскировкой?):

– Да, может, это и так. Мы боимся, потому что во всем достигли последних пределов, и если мы и в самом деле придем к Богу, то уже не сможем включить Его в наши законы причинности – это будет Бог, за которым действительно последнее слово. Но до этого еще далеко, так что воспользуемся пока нашей свободой!

Он по-товарищески пожал мне руку, мотор взревел, и машина рванулась с места…

Я смотрела ему вслед, пока звук мотора не стих. Да, надо, чтобы за Богом опять было последнее слово – и в отношении меня тоже. Мы, в сущности, оказались перед одним и тем же вопросом. Каким-то будет ответ?..

1954

В средневековой западноевропейской архитектуре деревян­ный брусчатый остов (каркас) малоэтажных зданий.

Теократическое государство в 1756-1879 гг. в Средней Ита­лии.

Название по имени Клары Ассизской(1194-1253) – осно­вательницы ордена.

Иисус Навин, 10:12.

См.: Матфей, 13:24-30.

Откровение Святого Иоанна, 11:7.