Антон Чехов - Из воспоминаний идеалиста

Не прошло и недели, как случилось то, чего вы давно уже ждёте от меня, читатель, и без чего не обходится ни один порядочный рассказ... Я не устоял... Мои объяснения Софья Павловна выслушала равнодушно, почти холодно, словно давно уже ждала их, только сделала милую гримаску губами, как бы желая сказать:

— И о чем тут долго говорить, не понимаю!

Двадцать восемь дней промелькнули как одна секунда. Когда кончился срок моего отпуска, я, тоскующий, неудовлетворённый, прощался с дачей и Соней. Хозяйка, когда я укладывал чемодан, сидела на диване и утирала глазки. Я, сам едва не плача, утешал её, обещая наведываться к ней на дачу по праздникам и бывать у неё зимой в Москве.

— Ах... когда же мы, душа моя, с тобой посчитаемся? — вспомнил я. — Сколько с меня следует?

= Когда-нибудь после... — проговорил мой «предмет», всхлипывая.

— Зачем после? Дружба дружбой, а денежки врозь, говорит пословица, и к тому же я нисколько не желаю жить на твой счёт. Не ломайся же, Соня... Сколько тебе?

— Там... пустяки какие-то... — проговорила хозяйка, всхлипывая и выдвигая из стола ящичек. — Мог бы и после заплатить...

Соня порылась в ящике, достала оттуда бумажку и подала её мне.

— Это счёт? — спросил я. — Ну, вот и отлично... и отлично (я надел очки)... расквитаемся и ладно (я пробежал счёт). Итого... Постой, что же это? Итого... Да это не то, Соня! Здесь «итого двести двенадцать рублей сорок четыре копейки». Это не мой счёт.

— Твой, Дудочка! Ты погляди!

— Но... откуда же столько? За дачу и стол двадцать пять рублей — согласен... За прислугу три рубля — ну, пусть, и на это согласен...

— Я не понимаю, Дудочка, — сказала протяжно хозяйка, взглянув на меня удивлённо заплаканными глазами. — Неужели ты мне не веришь? Сочти в таком случае! Листовку ты пил... не могла же подавадать тебе к обеду водки за ту же цену! Сливки к чаю и кофе... потом клубника, огурцы, вишни... Насчёт кофе тоже... Ведь ты не договаривался пить его, а пил каждый день! Впрочем, все это такие пустяки, что я, изволь, могу сбросить тебе двенадцать рублей. Пусть остаётся только двести.

— Но... тут поставлено семьдесят пять рублей и не обозначено, за что... За что это?

— Как за что? Вот это мило!

Я посмотрел ей в личико. Оно глядело так искренне, ясно и удивлено, что язык мой уже не мог выговорить ни одного слова. Д дал Соне сто рублей и вексель на столько же, взвалил на плечи чемодан и пошёл на вокзал.

Нет ли, господа, у кого-нибудь взаймы ста рублей?