Чарльз Диккенс - Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Книга 2

Мне труднее было бы сдерживать себя и выслушать молча мистера Мэрдстона, если бы я не прилагал в это время всех усилий, чтобы внушить Пегготи (эта добрая душа пришла в ярость только из-за меня!), что здесь не место пререкаться и что я умоляю ее сохранять спокойствие. Она так была возбуждена, что я был рад утихомирить ее любыми средствами и не противился ее объятиям, когда она бросилась ко мне, взволнованная воспоминаниями о наших прежних обидах; я примирился с этим, несмотря на присутствие мистера Спенлоу и клерков.

По-видимому, мистер Спенлоу не ведал, какая существует связь между мистером Мэрдстоном и мною, чему я был очень рад, ибо даже мысленно, вспоминая историю моей матери, не в силах был признать мистера Мэрдстона своим родственником. Мистер Спенлоу, кажется, полагал – если он вообще думал об этом, – что в нашей семье моя бабушка была кем-то вроде вождя правительственной партии, но что существовала еще какая-то партия мятежников под чьим-то руководством; во всяком случае, такие предположения родились у меня, пока мы ждали, чтобы мистер Тиффи подсчитал причитавшуюся с Пегготи сумму.

– Мисс Тротвуд, без сомнения, непреклонна и не выносит никаких возражений, – заметил мистер Спенлоу. – Я восхищаюсь ее характером и могу поздравить вас, Копперфилд, что вы на стороне тех, кто прав. К сожалению, между родственниками бывают раздоры – это случается почти всегда, – и великая вещь быть на стороне тех, кто прав.

Полагаю, под этими последними он разумел тех, у кого есть деньги.

– Кажется, брак удачный? – продолжал мистер Спенлоу.

Я сказал, что ровно ничего об этом не знаю.

– Да ну? Если судить по нескольким слонам мистера Мэрдстона, – вполне обычных в таких случаях, – а также и по тому, что говорила мисс Мэрдстон, я сказал бы, что брак удачный.

– Вы разумеете, сэр, что у нее есть деньги? – осведомился я.

– Вот именно, – сказал мистер Спенлоу. – Я понял, что деньги есть. И мне сказали, что она красива.

– В самом деле? И молода?

– Недавно достигла совершеннолетия. Совсем недавно. Кажется, даже пришлось дожидаться этого.

– Помилуй ее бог! – воскликнула Пегготи. И это восклицание было таким неожиданным и страстным, что мы, все трое, смутились и пребывали в этом состоянии, пока не появился со счетом Тиффи.

Впрочем, старый Тиффи появился скоро и вручил счет мистеру Спенлоу, чтобы тот с ним ознакомился. Погрузив подбородок в галстук и поглаживая его, он тщательно проверил счет с видом человека, который был готов скинуть с него сколько угодно, – но что поделаешь, во всем виноват Джоркинс! – и с легким вздохом вернул его обратно Тиффи.

– Все правильно, – сказал он. – Все совершенно правильно. Как бы я рад был, Копперфилд, свести судебные издержки до уровня наших собственных расходов, но положение мое каково?! Ведь я не волен делать, что хочу. Компаньоном-то у меня Джоркинс!

Сказал он это с таким прискорбием, – каковое почти означало освобождение нас от всех издержек, – что я поблагодарил его от имени Пегготи и вручил Тиффи деньги. После этого Пегготи ушла к себе домой, а мы с мистером Спенлоу отправились в суд, где и вчинили иск о разводе на основании хитроумного закона (кажется, он теперь отменен, но на основании этого закона расторгнуто было немало браков): обстоятельства дела были таковы. Муж – звали его Томас-Бенджамин – получил брачную лицензию на имя Томаса – только Томаса, – умолчав о Бенджамине на тот случай, если он не будет столь ублаготворен, как надеялся. То ли бедняга не ублаготворился, то ли ему жена немного надоела, но после двухлетнего брака он подал в суд заявление через своего приятеля, утверждая, что его зовут Томас-Бенджамин и что он никогда не был женат. И, к его большому удовольствию, суд это признал.

По правде говоря, я весьма сомневался в справедливости такого решения, и даже бушель пшеницы, который устраняет все аномалии, не смутил меня.

Но мистер Спенлоу мне возражал:

– Присмотритесь к тому, что делается на белом свете, – вы увидите и добро и зло. Так и в церковном законодательстве – в нем тоже есть и добро и зло. Все это части общей системы! Прекрасно! В этом все дело!

У меня не хватило смелости сказать отцу Доры, что, пожалуй, мы могли бы кое-что улучшить на белом свете, если бы вставали рано утром и, засучив рукава, принимались за работу, но я откровенно сознался, что, по моему мнению, работу Докторс-Коммонс можно было бы улучшить. На это мистер Спенлоу ответил, что он решительно советует мне выбросить из головы эту идею, как недостойную джентльмена, но будет рад, если я сообщу, какие улучшения в Докторс-Коммонс я считаю возможными.