Йоханнес Йенсен - Золотоискатель

Однако везение длилось недолго, жажда приключений взяла в нем верх. Он, разумеется, должен был показать себя предприимчивее других, вступил в компанию со шведскими бродягами и пьяницами, и они основали не больше не меньше как мергельные копи. Они купили участок с залежами мергеля и с месяц работали, как обычно, – надрывались, как великаны; уже на восходе солнца можно было увидеть, как здоровенные парни из этой компании шли по вересковой пустоши и исчезали в тумане. Они появлялись в деревне, заляпанные мергелем и глиной, чтобы прокутить все заработанные деньги. Люди просто немели от удивления, глядя на их расточительство, слушая, как они бахвалятся и богохульствуют. Однако до хорошего это не довело. На Золотоискателя просто удержу не было, из ближайшего портового городка, в пяти милях от их участка, он пригнал локомобиль; теперь четверо старателей начали возить мергель в вагонетке. Эту новомодную машину они без стыда и совести заставляли работать изо всех сил. Людям было невмоготу глядеть, как на пустоши из этой страшенной трубы беспрестанно валили дым и копоть, и дышать гарью; ладно, с этим безобразием еще можно было бы мириться, но ведь тут дело, видно, не обошлось без нечистого. До чего же отчаянно они гоняли свою машину, колеса крутились так быстро, что не видно было спиц. А ну как она разорвется на куски! Ведь тяжелые обломки могут далеко разлететься. К тому же как долго может это железное чудище продержаться, ведь железо ржавеет, навряд ли эта штука себя окупит! Но страшнее всего было глядеть, как эта «Объединенная компания по добыче мергеля» вгрызалась в землю. Эти компаньоны все время торопились – один здесь, другой там, черный локомобиль мчался, сотрясаясь, железные тросы скрипели, и крошечные вагончики с мергелем поднимались один за другим! Жители здешних мест до той поры и представить себе не могли столь грандиозного размаха в добыче мергеля.

Но как же смеялись люди над Золотоискателем, когда после двухнедельной работы на износ оказалось, что пласт мергеля истощился!

Лауст Эриксен, однако, не пал духом и нашел себе другое занятие. С сыном он еще не помирился.

Каждое воскресенье Лауст неизменно появлялся в деревне и навещал столяра Андерса. Однако ближе друг другу они не стали и задушевных разговоров не вели. Лауст Эриксен, войдя в мастерскую, стоял молча и смотрел, как сын работал, а столяр Андерс не обращал на него никакого внимания и спокойно занимался своим делом – возился с клеем и сажей, отливал в гипсовых формах скрещенные руки и ангельские головки, покуда не начинал звонить церковный колокол. Тогда столяр развязывал кожаный передник, а старик прощался и уходил. Случалось им обмениваться словом-другим, но о главном ни один из них речи не заводил. Столяр был всегда вежлив и сдержан, будто имел дело не с отцом, а с почтенным клиентом, пришедшим получить недавно заказанный гроб. А Лауст Эриксен не хотел предпринимать дальнейших попыток к примирению, раз сын не сделал ни одного шага навстречу. Отец предпочитал стоять возле двери у края верстака, к сыну не подходил и ничего не трогал. Ведь однажды, когда он стоял и вертел в руках циркуль, сын подошел к нему и, не говоря ни слова, взял у него эту штуку из рук. Стоя в мастерской, Лауст не сводил с сына глаз. Иной раз он пускал пробный шар, справляясь у сына, здорова ли его жена, или спрашивал доверительно, не беспокоит ли его грыжа. Но Андерс на примирение не шел. Однажды в воскресенье старик будто невзначай оставил на верстаке фунт шоколада, в следующее воскресенье шоколад лежал на том же самом месте. Лауста аж дрожь пробрала, когда он увидел эту плитку. Шоколад лежал там еще неделю, но на этот раз Лауст забрал его. В эти три воскресенья они не сказали друг другу ни слова.

Столяр Андерс, по рождению крестьянин, хорошо знал деревенскую привычку не показывать, что у тебя творится на душе, ему было не трудно понять, чего ждет от него отец, разгадать, что скрывается за непроницаемым выражением его лица. Все, чего хотел Золотоискатель, – это лишь обрести на старости лет капельку тепла, вернуть сына. Но столяр Андерс не считал, что ему нужно принимать отца с распростертыми объятиями. И вовсе не потому, что отец когда-то бросил его с матерью, убежал от них, ведь этого сын помнить не мог; к тому же, возможно к лучшему, чувство возмущения несправедливостью было ему не свойственно. Как-то раз отец обронил фразу о том, что, мол, приходится людям отправляться за счастьем в чужую страну, коли дома его не сыскать, и в этих словах была своя правда. Может, Лауст Эриксен вовсе и не собирался бросать жену и сына на произвол судьбы, а решил уехать, чтобы, если повезет, заработать денег и зажить вместе с ними в довольстве. Что до этой стороны дела, то сын, пожалуй, мог его понять. Но столяр Андерс выжидал, а времени ждать у него было довольно, чтобы отец поведал ему, с чем явился домой: станет он обузой сыну или нет. А об этом Лауст никак не желал заводить разговор. Видно, ему чутье подсказывало испытать сына и помалкивать про деньги. Оттого так и вышло, что они ни разу по душам не поговорили.