Редьярд Киплинг - Труды дня

Бык прожевал жвачку и медленно ответил:

— Если бы правосудие богов настигало всех, кто смеётся над священными предметами, на земле было бы много тёмных храмов, мать.

— Но это больше чем насмешка, — сказала тигрица, протягивая лапу. — Ты знаешь, Шива, и вы также, небожители, вы знаете, что они осквернили Гунгу. Они, конечно, должны быть отведены к истребителю. Пусть судит Индра.

Олень отвечал, не двигаясь:

— Как долго продолжалось это зло?

— Три года по счёту людей, — сказал крокодил, плотно прижавшись к земле.

— Разве мать-Гунга собирается умереть через год, что так стремится отомстить сейчас же? Глубокое море ещё только вчера было там, где она течёт теперь, а завтра — как считают боги то, что люди называют временем — море снова покроет её.

Наступило долгое безмолвие; буря улеглась, и полный месяц стоял над мокрыми деревьями.

— Судите же, — угрюмо сказала река. — Я рассказала о своём позоре. Вода все спадает. Я не могу ничего больше сделать.

— Что касается меня, — то был голос большой обезьяны, сидевшей в храме, — мне нравится наблюдать за этими людьми, вспоминая, что и я строила немало мостов во время юности мира.

— Говорят, — прорычал тигр, — что эти люди явились из остатков твоих армий, Гануман, и потому ты помогал им.

— Они трудятся, как трудились мои армии, и верят, что их труд прочен. Индра слишком высоко, но ты, Шива, знаешь, что земля покрыта их огненными колесницами.

— Да, я знаю, — ответил бык. — Их боги научили их этому.

Среди присутствующих раздался смех.

— Их боги! Что знают их боги? Они родились вчера, и те, кто создал их, вряд ли успели остыть, — сказал крокодил. — Завтра их боги умрут.

— Ого! — сказал Перу. — Матушка-Гунга говорит дельно. Я сказал это падре-сахибу, который проповедовал на «Момбассе», а он попросил Бурра Малума заковать меня за грубость.

— Наверно, они делают такие вещи, чтобы быть угоднее богам, — снова сказал бык.

— Не совсем, — выступил слон. — Они делают это для выгоды моих «магаджунс» — моих толстых ростовщиков, которые поклоняются мне каждый новый год, когда рисуют моё изображение на первых страницах своих счётных книг. Я смотрю через их плечи при свете ламп и вижу, что имена в этих книгах — имена людей из далёких мест, потому что все эти города соединены между собой огненными колесницами, и деньги быстро приходят и уходят, а конторские книги становятся толсты, как… как я. А я — Ганеса, приносящий счастье — благословляю мои народы.

— Они изменили лицо земли — моей земли. Они убивали и строили новые города на моих берегах, — сказал крокодил.

— Это только перемещение грязи. Пусть грязь копается в грязи, если это нравится грязи, — ответил слон.

— А потом? — сказала тигрица. — Впоследствии увидят, что матушка-Гунга не может отомстить за оскорбление, и отойдут сначала от неё, а потом постепенно и от всех нас. В конце концов, Ганеса, мы останемся с пустыми алтарями.

Пьяный человек, шатаясь, поднялся на ноги и громко икнул в лицо собравшимся богам.

— Кали лжёт. Моя сестра лжёт. И этот мой посох — котваль Каши, и он ведёт счёт моим пилигримам. Когда наступает время поклоняться Бхайрону — а это бывает всегда, — огненные колесницы двигаются одна за другой и каждая везёт тысячу пилигримов. Теперь они уже не ходят пешком, но ездят на колёсах, и моя слава все возрастает.

— Гунга, я видел твоё русло у Приага почерневшим от пилигримов, — сказала обезьяна, наклоняясь вперёд, — а не будь огненных колесниц, они приходили бы медленнее и в меньшем количестве. Помни это.

— Они всегда приходят ко мне, — с трудом выговаривая слова, продолжал Бхайрон. — И днём, и ночью молятся мне все простые люди в полях и на дорогах. Кто ныне подобен Бхайрону? Что это за разговор о перемене религий? Разве моя палка котваля Каши ничего не значит? Она ведёт счёт и говорит, что никогда не было так много алтарей, как теперь, и огненная колесница хорошо служит им. Бхайрон я — Бхайрон простого народа и главный из небожителей настоящего времени. И потому мой посох говорит…

— Смирно, ты! — прервал бык. — Мне оказывают поклонение в школах, и они говорят очень мудро, ставя вопрос, един я или множествен. Этим восхищается мой народ. И вы знаете, что я такое. Кали, жена моя, ты также знаешь.

— Да, я знаю, — сказала, понурив голову, тигрица.

— Я также выше Гунги. Потому что вы знаете, кто подействовал на умы людей так, что они стали считать Гунгу самой святой из всех рек. Кто умирает в этой воде, вы знаете, как говорят люди, приходит к нам, не понеся наказания, а Гунга знает, что огненная колесница привозила ей множество людей, желающих достигнуть этого; и Кали знает, что её главнейшие празднества происходили среди паломников, привозимых огненными колесницами. Кто поражал в Пури перед изображением божества тысяча в один день и в одну ночь и привязал болезнь к колёсам огненных колесниц так, что она пробежала с одного конца земли до другого? Кто, как не Кали? Прежде, когда не было огненной колесницы, это был тяжёлый труд. Огненные колесницы сослужили хорошую службу матушке-смерти. Но я говорю только о своих алтарях, я не Бхайрон простого народа, а Шива. Люди проходят мимо, произнося слова и рассказывая о чужих богах, а я слушаю. Вера сменяется верой в моих школах, а я не чувствую гнева, потому что когда сказаны все слова и окончены новые сказки, люди возвращаются к Шиве.