Нагиб Махфуз: Вор и собаки

– Пошли выпьем шербету!

– Потом, на обратном пути… Голос его был спокоен.

– На обратном пути? Один из толпы, задрав голову и глядя на окно третьего этажа, заорал:

– Эй, Илеш!.. Слышишь, Илеш?.. Спустись-ка поздравить Саида Махрана…

Мог бы и не предупреждать, вонючка. Ведь не ночью же я пришел. И знал, что вы меня ждали.

– Так, говоришь, на обратном пути? – снова спросил Баяза.

– Да, кое-какие старые счеты… Баяза нахмурился.

– Это с кем же?

– Ты, может, забыл, что я все-таки отец и что у Илеша моя дочь?

– Верно, но на то есть закон. Он вас и рассудит.

– Лучше договориться по-доброму,– сказал другой. А третий примирительно добавил:

– Как-никак ты ведь только из тюрьмы… Послушался бы совета…

Он почувствовал, как все в нем закипает, но сдержался.

– А я затем и пришел, чтобы поговорить по-доброму… Окно на третьем этаже распахнулось, и из него выглянул Илеш. Запрокинутые головы застыли в напряженном ожидании. Но, прежде чем было произнесено хоть слово, из двери дома вывалился широкоплечий верзила в полосатой галабее и тяжелых ботинках, какие носят в полиции. Саид узнал Хасабаллу, легавого, и прикинулся удивленным:

– Как, и ты здесь? Но ведь я же и вправду пришел, чтобы решить все добром. Стоило ли так беспокоиться?

Легавый подошел к нему и быстро, с профессиональной ловкостью обшарил карманы, пощупал, нет ли чего за пазухой.

– Цыц, ворюга… Зачем пожаловал?

– Пришел договориться насчет дочери…

– С таким, как ты, только и договариваться! – А вот представь себе! Ради дочери…

– В суд обращайся…

– Пойду и в суд, когда ничего не останется…

– Пусти его, – крикнул Илеш сверху.– Пусть войдет!

Всех собери, трус. Ну что ж, посмотрим, надежна ли твоя крепость. Ничего, придет и мой час, и тогда не помогут тебе ни легавый, ни толстые стены.

Вошли в комнату и расселись – кто на диване, кто в креслах. Легавый сел рядом с Саидом, теребя четки. Открыли окна, и в комнату ворвались свет и мухи. На голубом ковре чернели прожженные дыры. На стене большой портрет – Илеш стоит, опираясь на тяжелую трость. А вот и он сам – огромная бочка в просторной галабее, широкое лицо, тяжелый мясистый нос с переломанным хрящом, квадратная челюсть нависла над двойным подбородком, – прикидываясь спокойным, протянул руку.

– Ну поздравляю…

Воцарилось тягостное молчание. Тревожными стали взгляды. Илеш заговорил первым:

– Что было, то быльем поросло. Подумаешь, великое дело! Случаются вещи и похуже. Ну, были друзьями, а потом разошлись… И вообще, в своем позоре каждый виноват сам…

Саид следил за ним горящим взором. Мускулистый, поджарый, он в этот миг походил на тигра, который вот-вот кинется на слона.

– Вот именно, в своем позоре каждый виноват сам…– повторил он.

И разом впились в него глаза. Руки легавого, перебиравшие четки, настороженно застыли. И Саид поспешно добавил.

– Да нет, в общем-то, ты прав. Я во всем с тобой согласен!

– Хватит ходить вокруг да около,– раздраженно перебил легавый.– Ты о деле говори!

– О деле? – Саид слабо усмехнулся.– С какого же дела начнем?

– С какого начнем, тем и кончим. Одно у тебя здесь дело – дочка твоя.

А жена, а деньги мои, паршивый пес? Ну погодите, погодите… Гляди мне в глаза. Ничтожество, жалкий слизняк, жук навозный… Горе тому, кто пляшет под дудку бабы. Но пусть они думают, что он согласен. Он кивнул. Один из подлипал сказал:

– Дочь твоя в надежных руках, с матерью. Да и по закону шестилетней девчонке положено быть с матерью. Захочешь – можешь видеться с ней раз в неделю…

– Но есть кое-какие обстоятельства, из-за которых она по закону принадлежит мне.

Он нарочно повысил голос, чтобы было слышно на улице.

– Ты на что намекаешь? – с вызовом спросил Илеш. Легавый поспешил вмешаться:

– Так мы ни до чего не договоримся.

– Я ни в чем перед тобой не виноват.– Голос Илеша звучал уверенно.– Сама судьба так решила. Долг – да-да, мой долг мужчины повелел мне так поступить. И все ради нее, ради этой девочки…

Мужской долг, гадюка. Не долг, а предательство, двойная измена. Топор, занесенный над головой, и веревка от виселицы… Но все-таки надо увидеть Сану. И он со всем хладнокровием, на которое в этот миг был способен, сказал:

– Девочка ни в чем не нуждалась. У меня же оставались деньги, много денег…

– Это те, что ты награбил? – взорвался легавый.– Те, от которых отпирался на суде?

– Хотя бы и так. Куда они подевались?

– Да ни гроша у него не было! – завопил Илеш.– Клянусь вам, они в такой нужде остались – врагу своему того не пожелаю. А я – я только исполнил свой долг…