Родольф Тёпфер - У Жерского озера

Судите сами, какой зловещий смысл я придал этим словам. Итак, пока длилась наша получасовая прогулка до ближайшего леса, у меня было достаточно времени, чтобы представить себе смертельную тоску осужденного, которого ведут на эшафот. Поверьте мне, он достоин сожаления. Но у меня было преимущество перед ним в сознании моей невиновности; потом, я мог кого-нибудь встретить, не говоря уже о том, что мне ничто не мешало броситься вместе с моей ношей в порядочной глубины пропасть, открывавшуюся справа от нас. Однако первая из этих возможностей мне не представилась, а от второй я и сам отказался, так что мы без всяких препятствий добрались до леса. Здесь эти господа освободили меня от поклажи, крепко привязали к мощной, лиственнице и… и вместо того, чтобы прикончить меня, как Жан-Жана, сказали: «Нам требуется двадцать четыре часа безопасности. Радуйся! Завтра на обратном пути мы тебя отвяжем. Думается, что из благодарности ты не будешь болтать». И взяв свою поклажу, они покинули меня.

Никогда еще природа не представлялась мне такой прекрасной и сияющей, как в это мгновение! Удивительно! Моя лиственница нисколько меня не стесняла. Двадцать четыре часа казались мне минутой, а эти люди – вполне приличными людьми, по необходимости несколько сурового нрава, но, впрочем, достойными уважения и знающими толк в обходительности. Воистину, мне снова была дарована жизнь! Вот почему, когда через несколько минут пережитое мной ужасное потрясение сменилось бурной радостью, я впал в какое-то беспамятство, когда же я очнулся, все лицо мое было залито слезами. К рассказу о моих страхах, ставших смешными после благополучной развязки моего приключения, я бы не стал прибавлять еще и рассказ о тревогах моего сердца; но зачем умолчу я о том, что едва уверившись в своем спасении, я от всей души возблагодарил бога, а сладостные слезы, пролитые мной, были слезами любви и глубокой признательности, которые можно испытывать только к творцу наших дней? Я без конца благословлял его, и первым чувством, охватившим меня после благодарственной молитвы, было счастье от сознания, что я, испытавший столько страхов, скоро опять окажусь в лоне своей семьи. Мне так не терпелось броситься в объятия моих родных, что я лишь теперь стал ощущать, как неудобно, когда к тебе привязана лиственница.

Было два часа пополудни. Мне оставалось ждать всего лишь двадцать три часа. Я был в пустынном месте, рядом со снеговыми полями, там, куда не ступала нога путешественника. К тому же, если бы в эти первые минуты кто-нибудь и появился здесь, я был преисполнен такого почтения к моим преследователям, что. пожалуй, попросил бы не подходить ко мне и не освобождать меня. Тем не менее к четырем часам мое чувство почтения к контрабандистам стало убывать в прямой пропорции к квадрату расстояния между нами а моя лиственница – отнюдь не иносказательно – начала смертельно мне надоедать. Я не видел выхода из моего положения, и выручить меня могла бы разве только крыса из басни [4], как вдруг передо мной появился местный житель.

Этот туземец сам напоминал персонаж из басни. Обутый на босу ногу, он был в дырявой шляпе и в коротких штанах. Под носом у него чернело пятно, говорившее о неумеренном употреблении нюхательного табака, по всей видимости – контрабандного.

– «Эй, сюда, на помощь, дружище!» – крикнул я ему.

Но вместо того, чтобы подбежать ко мне, он остановился, как вкопанный, и втянул в нос добрую щепотку табаку.

Крестьянин из Савойи не лукав, но осторожен. Он никогда не торопится, пальцем не шевельнет там, где ему что-нибудь неясно, не вмешивается ни в какое дело, если не знает его досконально, не спорит с властями, не ссорится с соседями, не задевает королевских карабинеров [5]. Впрочем, он прекраснейший в мире человек, я говорю это серьезно, ибо имел множество случаев в этом убедиться.

Итак., мой туземец был прекраснейшим в мире человеком, но человек, привязанный к лиственнице, показался ему подозрительным. Как он сюда попал: по распоряжению властей, по чьей-нибудь злой воле, или еще как-нибудь? И прежде, чем приблизиться ко мне, он хотел меня поближе узнать.

«Хорошая погода! – наконец крикнул он мне, хитро улыбаясь, словно я здесь наслаждался прогулкой – очень хорошая!

– Развяжи меня, вместо того, чтобы болтать о погоде, шутник ты этакий!

– Вас, конечно, развяжут. И давно вы здесь?

– Уже три часа. Ну, живей! За работу!»

Он сделал два шага вперед. «Это разбойники с вами такое сделали?