Василий Аксенов: Пора, мой друг, пора

– А вы зачем сюда приехали, козлики? – спросил я его. – Тоже небось для своих козлиных приключений, а? По своим козлиным делишкам, верно ведь?

– Ну-ну, ты! – сказал один из них и вскинул руку, с запястья которой вниз, к локтю, сразу же упал браслет.

А тут еще перстень-печатка, и брелок на поясе под расстегнутым пиджаком, и усики, и шевелящиеся под усами губы, и угрожающая усмешка.

– Валя, мне надо сказать тебе пару слов, – сказала Таня.

Я встал вместе с ней.

– Еще увидимся, наверное, – сказал я тем троим.

Они переглянулись.

– Это мы тебе обещаем.

Мы пошли к выходу. По всем зеркалам отражалось наше движение, мое с Таней, тоненькой, высокогрудой, немного растрепанной. Волосы ей покрасили для съемки в неестественно черный цвет. Таня кивала направо и налево, потому что весь творческий состав нашей группы сейчас прохлаждался в этом кафе.

А я никому не кивал, потому что я – технический состав.

– Автор приехал, – сказала Таня, – вон сидит с Павликом.

Я сразу узнал его, как-то в Москве мне показывали его на улице. Крепенький такой паренек, с виду не скажешь, что писатель.

Мы вышли на улицу. Резкий холодный ветер с моря был так прекрасен, что я стал глотать его, раскрыв рот, подняв голову.

Готический силуэт города и верхушки деревьев поплыли вокруг нас.

– Ну чего ты набросился на этих ребят? Милые интеллигентные мальчики, – сказала Таня.

– Живешь уже с кем-нибудь из них? – спросил я.

– Дурак, балда стоеросовая! – засмеялась она.

Мы прошли через площадь.

– Просто у нас подобралась очень веселая компания. Днем я работаю, ты же знаешь, а вечерами сижу с ними, смеюсь. А вон идет Борис, – сказала она. – Ты знаешь, он физик.

Умопомрачительная умница. Тоже живет в нашей гостинице.

Навстречу нам лениво шел, закинув голову, кто-то высокий.

Белела в темноте его рубашка, рассеченная галстуком.

– Можно с вами погулять? – спросил он медлительно не вызывающим возражений тоном.

Дальше мы пошли втроем. В какой-то церкви были открыты двери. Там перед алтарем темнело что-то массивное. Гроб, догадался я, когда мы уже прошли.

– Вы физик, да? – спросил я Бориса.

– Вроде бы так, – ответил он лениво, не глядя на меня.

– Ну как там, сделали еще какую-нибудь бомбу? – спросил я опять через голову Тани. – Нейтронную, позитронную, углеводородную?

Он глухо посмеялся в кулак.

– У нас другие дела. Более сложные, чем эта муть.

– Ты знаешь, Борис мне такие вещи интересные рассказывал, – сказала Таня. – Черт знает, что делается в науке.

– Муть эта ваша наука, – сказал я.

– То есть? – заинтересованно спросил Борис.

– Муть с начала до конца. Вы, например, знаете, что такое Луна?

– Нет, не знаю.

– Пижоните. Знаете прекрасно и ужасно довольны тем, что знаете. А я вот не знаю, ничего вы мне не доказали. Луна и Солнце – это одно и то же, на мой взгляд, просто ночью из-за холода это светило светит иначе.

– Ну-ну, – сказал он. – Любопытно.

– Бросьте вы ваши «ну-ну». Тоже мне небожители.

– А вы психопат, – так же лениво сказал он, повернулся и пошел назад.

Мы пошли с Таней дальше, и больше никто уже к нам не цеплялся.

– Не знаю, зачем ты с этими ребятами связался, – проговорила Таня.

– Терпеть не могу таких, как они.

– Каких? Они такие же, как все. Чем ты от них отличаешься?

Тоже любишь джаз и все такое…

– Я всю жизнь работаю! – почти закричал я.

Непонятно, почему все это меня так сильно задевало, еще вчера я бы только хихикнул и смолчал, а сегодня вот ругаюсь, кричу.

– Я всю жизнь работаю, – повторил я, останавливаясь у какой-то витрины. – Всю жизнь работаю, как ишак, и только тех люблю, кто работает, как ишаки. Я ишаков люблю, чудаков, а не таких умников!

– Работаешь ты только для пижонства, – сказала она, поворачиваясь лицом к витрине.

– Молодец! – засмеялся я. – Умница!

– А для чего же еще?

– Чтобы жить, понимаешь? Чтобы есть! Ням-ням мне надо делать, понимаешь?

– Мог бы спокойно работать в газете.

– Кабы мог, так и работал бы, – сказал я и тоже повернулся к витрине.

На витрине в левом углу красовался Рубинштейн, вырезанный из фанеры. Отличный такой Рубинштейн, с гривой волос, с дирижерской палочкой. А в правом углу – лупоглазый школьник, похожий на Микки-Мауса, с карандашами и тетрадками в руках. Это был магазин культтоваров и канцпринадлежностей.

– Ну чего тебе от физика-то нужно было? – спросила Таня.

– Ничего, просто чтобы он отшился.

На самом деле я ругал себя за ссору с физиком. Я тоже оказался пижоном, проявляя свой дурацкий снобизм, прямо выворачивался весь, куражился, вроде Барабанчикова. Но мне действительно хотелось, чтобы он ушел. Хороший ты или плохой – уходи, физик!